Лагерные этюды. Тенгиз Маржохов
зашел и стал в дверях, присесть ему не предложили. Я сам подпирал противоположную стенку. Ночь протрезвила Тамбовского и прогнала хмельной задор. Он бегал глазами и переминался с ноги на ногу. Его попросили пояснить свои действия. А конкретно, почему он оскорбил порядочного парня, назвал «бесом»? Почему схватил швабру, ведь подобные поступки неприемлемы среди людей? И ему это, как никому, известно. Молодой пацан – первоход может чего-то не знать. А он…
Внятного объяснения не нашлось. Тамбовский юлил и прикидывался глуховатым, по два раза переспрашивая. Память у него тоже подводила, многие вещи он отказывался припоминать. Короче говоря, вертелся, как уж на сковородке. В конце концов, извиняться отказался и сказал:
– Он меня по лицу ударил! И послал!..
При этих слова Эльдар сухумский засмеялся.
– Тамбовский, не гони!.. Этого пацана я второй год знаю, грубого слова от него не слышал.
Хан подскочил.
– Тамбовский, ты вчера перешел черту! И сейчас ты не сорвешься!
Хан шагнул к Тамбовскому и характерно замахнулся, намереваясь хлестануть пощечину.
– Ваха, Ваха… – уклоняясь от воображаемого удара, запричитал Тамбовский.
– Ладно, пусть Ваха, – отступил Хан.
Ваха лениво поднялся, подошел к Тамбовскому и дал ему под дых. Тамбовский со стоном согнулся пополам. Ваха ударил сверху по горбу. Тамбовский крякнул как говорящая кукла, брошенная об пол. Напоследок Ваха пнул его коленом. Тамбовский, оставаясь в позе шахматного коня, мученически взглянул на Ваху, пытаясь понять – это вся экзекуция или…
– Понял, за что получил? – спросил Ваха.
Тамбовский кивнул.
– Пошел вон! – отыграл свою партию Ваха.
Дверь за Тамбовским тихо закрылась. После, поговорив о лагерных проблемах, блаткомитет стал расходиться. Перс сидел в углу и молчал. Он был бледный, на лбу проступила испарина. Казалось, еще чуть-чуть и ему станет дурно. Так же, как и на сходняке, он не проронил ни слова. Тамбовский, надо отдать ему должное, на Перса даже не посмотрел. Видимо, сразу понял – помощи ждать не стоит, сам виноват, ляпни лишнее, только хуже будет.
Я не ожидал такого, и пытался проанализировать этот спектакль. Не думал, что дойдет до побоев. По моему предположению Тамбовского могли поругать и поставить на вид, но не бить. И побил Ваха как-то, вроде, так, да не так. Как-то понарошку. Хан дал бы пощечину, но его пощечина прозвенела бы в Тамбовском до самых пяток, пришлась бы обиднее и унизительней, а значит, поучительней. Что поделать? Так карта легла.
Туман к обеду рассеялся. К вечеру похолодало. Тучи медленно поплыли на юг. Мы с Ханом прогуливались в локалке десятого отряда. Было немноголюдно. Три мужика, закутавшись в телогрейки, вышли из барака с кружкой чифира. Не торопясь, смакуя, распили, и принялись задумчиво курить. По плацу слонялся, позвякивая ключами, контролер.
Поглядывая