Призмы Шанбаала. Дарья Олеговна Борисова
мое умозаключение, чем знание, извлеченное из головы.
– Не та форма, – произнес он, и я почувствовала на себе взгляд.
Я открыла было рот, чтобы объяснить ему, что я – потомок нефилима, и поэтому мой высокий рост не входит в систему размеров, а еще по меркам Загранья у меня крупное тело, и что форма такая же, как та, что нам выдали, просто подогнали по фигуре, но поняла, что он смотрит на Персефону.
Персефона сидела прямая как палка, вскинув голову, сжав кулаки на коленях. У нее застыли мускулы лица, а привычное раздражение в фиолетовых камнях ее глаз взвилось почти яростным огнем.
– Я отказываюсь следовать этому правилу, – произнесла она ледяным голосом, и у меня по коже побежали мурашки.
Громвал повел рукой. Темная магия, сорвавшись с кончиков пальцев, сформировалась в плоский камень, который обогнул голову Персефоны и врезался в затылок, ударяя ее лицом о парту. Она шумно втянула воздух, явно пытаясь подавить крик боли, и я вскочила на ноги, беря ее за плечи и поднимая.
– Не заслужила, – магистр покачал головой.
– Вы не имеете права бить детей! – рявкнула я. – Это что тут за порядки такие?
Он смерил меня равнодушным взглядом, посмотрев, как на пустое место. Ярость заклокотала в моей груди, и вместо того, чтобы сесть и дать Персефоне что-то, чтобы остановить льющую из носа кровь, я повернулась к нему всем телом. Краем глаза я видела, как заинтересованно мои сокурсники наблюдают за происходящим, а принц с длинными черными волосами, – его я вспомнила позже, но тогда он слился в моей голове с остальной толпой, – поднял голову, отрывая взгляд от телефона.
– Это несправедливо. На мне нет формы, на близнецах с первых парт нет формы, еще на нескольких нет формы, а вы пристали к ней, что она перешила платье, – продолжила говорить я.
Я сжала руки в кулаки, выпрямляясь.
– Физические наказания входят в программу Академии, – девушка-суккуб с соседней парты закатила глаза. – Ты откуда такая вылезла?
– Из Первого мира, – не глядя в ее сторону, бросила я, не отрывая взгляда от магистра.
– Сядь, – тихо прошипела Персефона, дергая за юбку.
Я осталась стоять.
– Это нечестно, – повторила я, как будто бы это что-то могло изменить.
– Люцианова дочка, да, ангелоподобное? – произнес он.
Наши взгляды встретились, но свой я не отвела. И страха тоже не было, как рационального, так и иррационального. А внутри всё опустело. Что ж, если кто-то и не смотрел телевизор и не висел в соцсетях так долго, чтобы узнать в девушке с фото меня, теперь это узнали все. Плакала моя счастливая академическая жизнь.
– Ты очень похожа на отца, – сказал он.
Черное лезвие вошло мне в грудь, проходя между ребер. Я закашлялась, перегибаясь вперед, уперлась рукой о парту. Боль ожгла огнем, и я прижала ладонь к источнику этой боли. Пальцы перепачкались в черной жиже; она стекала тягучими каплями на парту, разбиваясь и застывая.
Смех в классе утих. Тишина стала