Призмы Шанбаала. Дарья Олеговна Борисова
мира. В этот новый мир они забрали тех, кого посчитали достойными, не сверяясь с их прежними достижениями, а меряя лишь по себе. Они поставили сострадание выше доблести, храбрость выше здравого смысла. Так появился Полярис, и так началась эра Раскола.
Я не записывала ни слова в мою перепачканную черной жижей тетрадь, но почему-то не могла перестать слушать. Воспоминание о боли ушло, воспоминание о наказании стало прозрачным акварельным наброском прошлого.
– Баланс был потерян. Не видя света, люди стали презирать магию и отрицать ее. Люди отрицали магию, и отрицали свое прошлое, и это отрицание скапливалось, пока не переродилось в то, что мы называем Первым миром. А темные ушли из опустевшей Грани, создав Загранье, – свой новый дом. Они напитали Загранье темной магией, преобразовав его так, как посчитали нужным. Три начала разделились. Люди отреклись от магии полностью. Исконный мир, потеряв баланс, раскололся на две части: мы создали Предел, что хранит нашу магию. Магия создала Грань, что пожирает наши души. Так образовалось Пятимирье, которое мы знаем сейчас.
Молчали все. Никто не желал начать говорить, чтобы оборвать его речь. Равномерным потоком она стекала с его губ, устремляясь прямо в голову. Было ли это какое-то заклинание, или это был природный дар оратора, но это завораживало. И все, кто был в классе, выпал из реальности.
Он говорил и еще, обрисовывая общую картину того, что происходило. Упомянул, что Загранье достигло величия с появлением первого Милорда, говорил, что светлые избрали себе Палату Представителей. Говорил о том, что люди создали «Организацию по взаимодействию с магическими существами». Не упоминая дат или имен, просто нанося мазки на портрет мироздания. Он говорил, что всё изменилось, когда появился полукровка Шанбаал, что воистину был величайшим из величайшим несмотря на то, что был столь низкого происхождения. Он рассказал, что мир неизменно менялся, чтобы прийти к нынешнему величию. Спокойно, но жестко, он рассказал про смерть наследника, и как начались войны династии Горгон, как маркизы грызлись за Престол, и что Загранье утопало в крови. Он упомянул восстание, но вскользь, сказав, что баланс, который мы видим сейчас, лишь малая часть того, что было до войны. Он сказал, что помнит детей, что это начали, и что учились у него, и клянусь, его взгляд задержался на мне, когда он называл их имена – Фафнир и Рахель, Люциан и Климена, Цитея, Лира, Азазелло. Громвал говорил, что после войны мы прожили девятнадцать лет в мире, и что за эти два года мы должны не просто выучить, но осознать, что история знает случаи повторения и подчиняется одним и тем же процессам, что знать ее – значит уметь предугадывать, к чему может привести то или иное действие, и сказал, что это точная наука, у которой свои законы, но более сложные, чем формулы, которые можно заучить.
Когда он закончил, мы сидели за своими партами. Даже когда он махнул рукой, предлагая нам выметаться. Многие хотели что-то спросить, приоткрывали губы, чтобы начать говорить, но резко осекались, натыкаясь на недовольный