Сафонов. Юрий Переверзев
сетку, направились к дому Кутенко. Идти было недалеко, Аркадий повёл Веру кратчайшей дорогой через сад Шевченко. Они подошли с тыла к внушительному, довоенной постройки, дому, фасад которого выходил в тихий, круто спускающийся на улицу Клочковскую переулок. По дороге они ещё раз отдали должное Вите, что он так здорово придумал, Кадик рассказал, что Витя живёт с бабушкой, которая молится на него, да и он называет её не иначе как бабуленькой и во всём помогает ей.
Уже почти все были в сборе. Девушки заканчивали накрывать стол, бабуленька хлопотала с ними, ребята открывали консервы, откупоривали бутылки. В углу старого, оббитого чёрным материалом «под кожу» дивана с высокой прямой спинкой сидел тонколицый Петя Сокольский с высоким набриолиненным коком на каштановой голове и что-то бренчал на гитаре, отбивая такт ногой, затянутой в сужающуюся почти что на нет штанину неизменных темно-коричневых брюк, которые сумели пережить ещё недавнее повальное гонение на «стиляг», когда подобные «дудочки» изрезались ножницами прямо на улице настроенными противниками западной моды. На кое-где потёртую крышку пианино в эркере Витя устанавливал проигрыватель. Составленный из отдельных частей стол, окружённый разномастными стульями и табуретками («Витька всех соседей обошёл», – подумал Кадик) не занимал всей площади, и место для танцев оставалось.
Вскоре подошли и запоздавшие. Когда все уселись за стол и были наполнены рюмки и стаканы, Стрельникова спросила:
– Кто скажет первый тост?
– Я, – неожиданно для всех сказал Саша Палицын, поднимаясь.
Саша, тихий, уравновешенный, малорослый, самый, наверное, незаметный из ребят, несмотря на свою ярко-рыжую голову, уже второй год был старостой группы. Он заменил на этом посту в начале четвёртого курса, когда студенты после возвращения с ежегодных осенних сельхозработ приступили к занятиям, Чернова, который, углублённый в учёбу и науку, совершенно не занимался повседневными делами группы, и вызывал, поэтому, у деканата раздражение. Чем руководствовался деканат, назначая старостой Сашу, неизвестно, но он не ошибся: Палицын устраивал руководство факультета своей исполнительностью и дисциплинированностью (за все годы не прогулял ни одной «пары»! ), всегда покорно выслушивал замечания, касающиеся тех или иных нарушений, допущенных студентами, спокойно ставил в известность группу о полученном выговоре и никогда никого «не подставлял». Это устраивало и его «одногруппников», к нему относились хорошо, но такое «хорошо» смахивало на «терпимо», поскольку ни в каких неофициальных мероприятиях он обычно не участвовал, близких друзей не заводил, на целину не ездил, жил сам, снимая комнату, хотя ему – как старосте – неоднократно предлагали место в общежитии, да и учился средне. Палицына никто не понимал, считали, что он «себе на уме». Тянет он как староста? Никого не подводит? Ну и ладно…
– Что ж, – сказала Наташа, обнажив в улыбке дёсны, – старосте по праву первое слово.
– Ребята, – сказал он, – мы вот собрались здесь все, все – разные…