Лиза из Ламбета. Карусель. Уильям Сомерсет Моэм
плодовитые, у всех больше десятка ребятишек; только тетя Мэри – сключение, у ней всего-то трое. С другой стороны, она и замужем не была, так что не считается.
Они выпили за здоровье друг друга. У Лизы все плыло перед глазами; девушка уже плохо соображала, где она и что она.
– Да, – гнула свое миссис Кемп, – я тринадцать человек детей родила и тем горжусь. Как говаривал твой покойный отец, это очень патритично – рожать детей на благо Британской империи. Он и на собраниях выступал. Как заведет, бывало, речь – ну чисто соловей. Заслушаешься. Будь он жив, уже бы членом парламента сделался бы. О чем бишь я? А, вспомнила. Твой отец говорил: «Что это за семья, в которой детей раз-два и обчелся?» Он был человек принципиальный. Радикал. Только, бывало, до слушателей дорвется, сразу начинает: ежели, мол, у человека больше десяти детей, значит, он настоящий патриот, верный подданный Британской империи. Слава, говорит, имперская подданными крепка! И каждый, у кого больше десяти детей, должен гордиться, говорит, потому он таким манером – плодясь и размножаясь, – строит Британскую империю, в которой солнце никогда не заходит, и каждого, говорит, долг и обязанность на жизненном пути, что Провидение ему предназначило, – столько детей Отечеству оставить, сколько Господь сподобит. Чисто соловей, бывало, разливается…
– Выпей еще, мама, – сказала Лиза. – Ты совсем ничего не пьешь. – Она взмахнула бутылкой. – Ну их всех, кобелей. Мне сейчас так хорошо, ничего не надо.
– Вот она, родная-то кровь когда заговорила, – обрадовалась миссис Кемп. – А раньше-то, Лиза, помнишь? Ты, бывало, коришь меня, а я и думаю: не может быть, не моя дочка, не ее девять месяцев под сердцем носила, должно, подменили. Ведь ежели подумать, мужчина – тот наверняка не знает, его дитя или не его; а женщину не проведешь, она завсегда свое-то отличит, ей чужого-то не всучишь без того, чтоб она не поняла.
– Ой, как мне весело, – продолжала Лиза. – Не знаю, что это, да только смеяться хочется, пока животик не надорву. – И затянула песню «Ведь он же славный парень».
Лизино платье было порвано и запачкано, лицо в царапинах и синяках, под носом запеклась кровь; один глаз так распух, что едва открывался, сосудики полопались; волосы свисали на лицо и плечи; Лиза хихикала, как дурочка, и подмигивала этим изуродованным глазом.
Дейзи, Дейзи, на карету денег нет,
Но зато я прикупил велосипед…
Лиза уже не пела, а выкрикивала слова, отбивала ритм рукой по столешнице. Миссис Кемп улыбалась, приглаживала свои жидкие седые патлы и вдруг затянула надтреснутым голосом:
Эх, солдатики, солдатики идут…
Лизу постепенно охватывала меланхолия. Следствием стала песня «За счастье прежних дней»:
Забыть ли старую любовь
И не грустить о ней?
Забыть ли старую любовь
И дружбу прежних дней?
В конце концов обе притихли, а вскоре послышался храп миссис Кемп. Лиза уложила мать, притулилась рядом и тоже заснула.
Отче наш, иже еси на небесех!
Вино