Этнофагия. Макс Баженов
с ней разводимся, Тëмыч.
Сказав это, он извинительно опустил глаза и замолчал в ожидании моего вердикта.
Не скажу, что я удивился, но я этого не ожидал. Столько усилий было приложено ими, чтобы сохранить лицо в высоком обществе – родители могли бы написать пособие о том, как избегать травли. Представляю, что говорили в кулуарах администрации Миконоса после всего, с чем столкнулась моя семья. Старший сын рехнулся и был убит младшим, после чего последний вступил в молодёжную группировку и был отчислен из Академии. На репутации фамилии Муромских всë это, конечно, сказывалось самым плачевным образом, но папа с мамой сохраняли внешнюю невозмутимость до последнего, и со временем люди перестали придавать этим историям значение. Скучно теребить то, что никак не откликается. Хищники предпочитают живую дичь.
Хотя теперь всë это не имеет никакого значения.
– Ну…, – сказал я и поднял стакан. – Выпьем за прекрасных дам.
Отец посмотрел на меня и улыбнулся одними губами. Мы соединили стаканы. Мне не нужно было объяснять, почему они расходятся. Если я хоть чуть-чуть похож на своего отца, то вообще не представляю, как он смог прожить с одним человеком так долго. Наверное, он герой.
Хотел бы я быть на стороне матери в этом вопросе, но она сама не позволила мне это сделать. Я отнял у неё последнее живое напоминание о её первой любви – папе Добрыни, погибшем в море ещë до моего рождения. Не исключено, что мать вообще никогда не любила моего отца. Я вполне мог оказаться плодом социально-экономического союза. К этому осознанию я пришёл довольно рано, и меня подобное положение вещей, в общем, не обижало. Если подумать, все мы подходим под это определение.
Вино было с кислинкой. Я такое не люблю. На самом деле, я вообще вино не люблю, поэтому позвал фамильяра и всё-таки заказал себе пива.
– Я же угощаю! – возмутился отец.
– Извини, пап, но я буду пить то, что мне хочется, – сказал я. – Но каждую каплю – за твоё здоровье.
– Что ж, это аргумент, – согласился он.
Когда стакан мой был полон вайнеровского тëмного, мы продолжили беседу, более не касаясь семейного вопроса.
– Итак, ты хотел объяснить мне, зачем ты всё-таки явился в Симпан, – напомнил ему я, чувствуя, как хмель потихоньку начинает овладевать мной.
Отец огляделся по сторонам и сказал:
– Бери стакан, пойдём подышим свежим воздухом.
Мы вышли в сумерки. Перед трактиром стоит несколько человек и урсов. Некоторые курят длинные тонкие трубки с табаком. По непринуждённому характеру их беседы я понял, что город пока не отдаёт себе отчёта в том, что сегодня произошло.
– Завтра здесь не будет так тихо, – закончил я свою мысль вслух.
– Почему? – поинтересовался отец, отхлебнув вина.
– Даже не знаю, с чего начать, – сказал я и, последовав его примеру, приложился к стакану. – Последние два дня все как с цепи сорвались.
– И это вполне ожидаемо.
– Кем? Уж точно не мной. Ещё позавчера я был младшим сержантом и занимался мелкими кражами, а сегодня я будто втянут в цивилизационный