Тетради 2016 года. Александр Петрушкин

      О, ветки тяжёлые птицы,

      полётов парные стволы,

      апреля и сумрака спицы,

      в которых блуждают волы,

      двойные тоски разжимая

      полёта своей часовой

      почти невозможности рая

      и речи почти не больной,

      не больной, когда – расцарапав

      лицо белых тощих ветвей —

      стволов распускается пряжа,

      взлетая из клети корней!

      Как эта пархатая стража

      несётся по нити тугой —

      без времени больше и страха —

      себя вынимая дугой!

      Человек [цепь и пёс вещества,

      воздух смёрзшейся смерти] едва

      распечатал в дыхание плоть,

      как пейзаж обращается в лёд.

      В призме – полой, голодной – его —

      человека подземный глоток —

      развернёт рыжий свёрток зрачка

      и слетают, как плод с дурачка

      эта шкура, железо и смерть,

      и куда теперь ехать – наверх? —

      если выдох пейзажи скоблит —

      и чего ещё нам говорить [?]

      в слепоте, на свету, на свету —

      через свет – тот, что камень во рту,

      тот, что бабочки взорванный грот

      разгибает, как скрепку, в полёт.

      Это что? – вагон десятый —

      мёд из пепла и воды,

      и жужжит в нём – виноватый

      гуттаперчивый один,

      чьё лицо из всплеска света

      удлиняется в меня

      близоруко и, наощупь

      время птичкою отняв,

      смерть мою он, как прощенье,

      между крыльями несёт

      шмель, змеящийся как воздух

      меж телесных чорных сот.

      Речь не условна и крива,

      как коромысло и дуга,

      её несущая внутри,

      разбитая на лёд и льды,

      когда здесь дождь идёт – вода

      накручена на провода,

      себя поёт и дребезжит

      в жестянке птичьей, что лежит

      на донышке густом, земном

      и слышит речи животом

      и, оступаясь в глубину,

      колодца свиток развернув,

      на птицу смотрит белый рот

      через пылающий осот —

      сгущается до темноты

      и из нутра звезды шуршит,

      и крутится как колесо —

      чуть горьковатою росой.

      И исподволь, из пара, из подземной

      норы апрельской, что внутри воды

      плывёт к воде землёю неизвестной,

      расщерив золотые свои рты

      в жуках, в птенцах из нефти или торфа,

      которые полоскою густой

      лежат межой за небом неответным

      и белой