Русская литературная критика на рубеже ХХ-ХХI веков. Юлия Говорухина
в ходе анализа литературного явления. Роль авторитетной инстанции играют текст или авторская интенция. Текстоцентричны статьи М. Эпштейна, А. Якимовича, Е. Тихомировой, О. Дарка, П. Вайля, В. Новикова, М. Липовецкого и др., автороцентричны работы Н. Ивановой, А. Немзера, О. Славниковой, Д. Бавильского и др.
Интерпретация, направленная на читателя, обнаруживается в тех критических текстах, в которых литературное явление оказывается поводом, средством для убеждения читателя в собственных взглядах (социальных, нравственных, эстетических и т.п.). Риторически насыщенные, такие тексты ориентированы на читателя (его ожидания, представления, фреймы) как авторитетную инстанцию. К ним можно отнести статьи А. Агеева, О. Дарка, В. Новикова, С. Костырко84. Критики акцентируют внимание на том, что смотрят/ оценивают то или иное литературное явление глазами простого читателя.
Каждое из названных направлений определяет свой «вопрос». Для Я-центричной критики это вопрос «Кто есть Я?», для тексто(авторо)центричной – «Что есть то или иное явление в моих координатах (ценностных, познавательных)?», для убеждающей – «Как убедить читателя в моих взглядах?». Присутствие Я в каждом из «вопросов» позволяет охарактеризовать литературную критику рубежа веков как гносеологически эгоцентричную.
Одним из проявлений эгоцентризма в критике является субъективация. Субъективация – понятие, используемое в психологии, культурологии, лингвистике, – в литературоведении означает факт смещения точки видения из нейтральной авторской сферы в сферу выделенного субъекта, персонажа. Более всего явление субъективации, ее приемы (включение прямой и несобственно-прямой речи, стилизации, пародии и др.) исследованы на материале художественных произведений. Однако в последнее время в рамках изучения дискурсивных практик (на материале рекламных, научных текстов) появляются работы, в которых данное понятие используется в значении выделения субъекта речи, привлечения к нему внимания читателя с помощью ряда средств. Явление субъективации в критике рубежа ХХ – ХХI веков – следствие актуализации самопонимания в процессе интерпретации, преодоления кризиса идентичности и поиска новой.
В период перестройки в критический текст проникает собственный голос автора-критика, преодолевается статус «говорящего от лица». Критика осваивает приемы субъективации. Уже вскоре они образуют целый арсенал тактик, с помощью которых авторское «я» заявит о себе как о концептуальном центре. Опишем эти средства.
Непосредственное воспроизведение переживаемых здесь и сейчас эмоций, внутреннего монолога. Так, Л. Лазарев, возмущенный безапелляционностью заявлений молодой критики, в статье «Былое и небылицы» пишет: «Или дурака ломают: Для чего? Чего добиваются?… Непостижимо…»85. И. Штокман описывает свои ощущения от прозы Л. Бородина: «Эти страницы трудно, больно читать: и сердце щемит за героя, и слепит глаза безжалостный, бесконечно уверенный в себе свет Большой Правды»
Агеев А. Варварская лира // Знамя. 1991. № 2; Арбитман Р. Долгое прощание с сержантом милиции // Знамя. 1995. № 7; Дарк О. Принесенные в жертву // Знамя. 1998. № 12; Новиков В. Филологический роман. Старый новый жанр на исходе столетия // Новый мир. 1999. № 10; Камянов В. В тесноте и обиде, или «новый человек» на земле и под водой // Новый мир. 1991. № 12; Костырко С. Чистое поле литературы. Любительские заметки профессионального читателя // Новый мир. 1992. № 12.
Лазарев Л. Былое и небылицы. С. 184.