Черный свет. Ирина Сергеевна Родионова
– только в путь. Только бы потом жалеть не пришлось,– он устало потер лицо руками и посмотрел на полную, пышную жену исподлобья.
– Не придется. Собирай свои манатки и выметайся. Видеть тебя больше не хочу,– выплюнула мама ему в лицо острые, обидные слова. Отец, развернувшись на пятках, выдавил дочери жалкую улыбку и умчался в их комнату, где отчаянно громко застучал дверцами шкафов.
И только тут мама заметила маленькую испуганную Оленьку.
– Чего вы с папой так кричите? – с обидой в голосе спросила малышка, и мать, пышущая злостью и опустошением из-за крупной ссоры, вдруг разом как-то сникла, сдалась, и даже лихорадочный румянец с ее расплывшихся, изъеденных неровностями щек схлынул, уступая нежно-розовому, персиковому цвету.
– Не обращай внимания, цветочек,– она присела рядом, растирая крупными ладонями ее хрупкие плечи, заглядывая в лицо с огромным обожанием в глазах. – Все в порядке, мама с папой просто немного не сошлись во взглядах. Не волнуйся, скоро помиримся. Какао?
– Какао,– просияв, улыбнулась Оленька, надеющаяся, что все так и будет. Вообще, мама с папой ругались, кричали и хлопали дверьми довольно часто, так что сейчас успокаивающий материнский голос вымыл из ее души все сомнения, что черной пенной морской водой наползали на детские мысли, лихорадочно облизывая спокойствие шершавым, колючим языком.
Мама засуетилась по тесной кухоньке, похожая на большой белый пароход в крошечной гавани – Оленька недавно видела такой в учебнике по природоведению. Удобно устроившись на небольшой табуретке, девочка плечом и щекой прикоснулась к стене со светло-бежевыми обоями, почувствовав на них влагу от чересчур валящего пара из носика чайника.
Мама поставила перед ней чашку в форме тигренка, рыже-черного, полосатого, с ручкой в форме причудливо изогнутого хвоста. Насыпала туда сладкого какао, приправила ложечкой сахара и палочкой корицы, залила все кипятком и придвинула поближе чашечку с булочками, оставшимися с ужина.
– Стихотворение помнишь? – беззаботно поинтересовалась она, намывая скопившуюся в раковине посуду, и довольная Оленька с набитым ртом наскоро прочла ей коротенькое стихотворение, вызвав одобрительный кивок.
Отец сильно грохнул чем-то в их комнате, и Оля подпрыгнула от резкого звука, испуганно поглядев на маму. Та продолжала спокойно намыливать застиранной, бледной, расползающейся в руках губкой посуду, будто ничего и не услышала, только спина ее окаменела.
– Мам… А у нас точно все хорошо будет?
– У нас с тобой – точно,– отозвалась мама.
– А папа? – еще тише спросила Оленька.
– А папа может делать все, что ему захочется. Как он это обычно делает.
– Но я хочу, чтобы у нас всех, вместе все было хорошо…
Мама завинтила краны, кинув губку киснуть прямо в вогнутый купол раковины, наспех вытерла руки махровым полотенцем на крючке, и снова села перед дочерью, примостившись на стуле. Посмотрела на нее долгим, задумчивым взглядом,