Черный свет. Ирина Сергеевна Родионова
перед выступлением на чтении.
Они торопливо оделись, путаясь ногами в колготках, поводя замерзшими пальцами в долгожданном черном тепле, натягивая светлые водолазки. Мама замерла у зеркала в большой комнате, обводя красной помадой тонкие губы на одутловатом лице, и у ее ног мгновенно возникла маленькая Оля, гордо поглядывающая на маму, обводящая собственный бантик губ гигиенической детской помадой. Та жирным следом оставалась на нежной коже, похожая на крошечную броню, защищающую от непрошенных слов. Только вот об этом девочка сейчас и не думала, просто отчаянно желала хоть немного походить на прекрасную маму, которая, в немом порыве что-то доказать отцу, выпрямила спину и надменно обозревала в зеркале собственное отражение.
Отец сидел в прихожей прямо на чемодане, выставив в проход длинные ноги. Проходя к вешалке с куртками, мама с почти брезгливым выражением на лице переступила через его конечности и сразу же нахлобучила на голову черную пушистую шапку. Оленька прибежала с рюкзаком в руках, стеснительно улыбнулась отцу и выставила вперед руки, готовясь надевать теплые вещи. Мама, отчаянно пытающаяся не хмуриться, но никак не в силах проконтролировать надоедливую морщинку на лбу, резко развернула ее, обмотала шарфом до самого пояса, натянула теплую куртку и шапку, зашнуровала сапожки.
Обернулась, с непроницаемым взглядом, и бросила беспечно:
– Федь…
– Да? – слишком поспешно отозвался отец, в его глазах затеплилась робкая, крошечная надежда, и этот огонек сделал его лицо по-юношески мягким и приятным.
– Не забудь забрать бритву и зубную щетку. А ключи оставишь соседке,– хищно улыбнулась мать, вытолкнула Оленьку на лестничную клетку и от души хлопнула входной дверью.
Улица встретила их студеным холодом, мгновенно приросшим к щекам и облепившим ресницы махровым белоснежным одеянием. Маленькая Оленька продолжала глядеть на маму с небольшим осуждением, будто припоминая ей утренние обещания о благополучии их семьи, но упорно молчала, понимая, что все равно ничего не изменит. Памятуя о вечных ссорах между родителями, Оля предпочитала прикусить язычок и наблюдать за разворачивающейся битвой издалека, из окопа, пригнувшись и нахлобучив пониже на глаза каску, которая защищала от комьев влажноватой грязи, которой в словах родители щедро швырялись друг в друга. Рано или поздно один из них вскидывал к небу белоснежный воздушный флаг, и все участники бойни разбредались по углам, зализывать раны и оттирать въевшиеся в кожу хлопья грязи, откладывая обиды в дальний ящик и приберегая особо острые к следующему разу.
Девочка уже привыкла к таким крикам и старалась сильно не расстраиваться. Чего понапрасну грустить, когда скоро в их доме вновь установится пусть хрупкий, но все же мир?
А пока девочка представляла себе крупномасштабные баталии, когда мама с папой, сидя на кованых высоких тронах на дальних концах поля, в расшитых латах и в мундирах, отдавали своим войскам приказы, и те нещадно рубились, не жалея ни мечей, ни пушек. Перед глазами малышки