Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2. Николай Федорович Дубровин
помещении, и с нею вместе обедать «они не осмеливались», а обедали с Устиньею фрейлины и иногда жена Толкачева. Ежедневно поутру приходил к ней атаман Каргин или вместе со старшинами и рапортовали о состоянии постов. Устинья выслушивала их рапорты, и «хотя принимала всех ласково, однако ж никого не сажала». По праздничным дням все представители власти приходили к ней на поклон и целовали руку[126].
– Не дайте меня в обиду, – говорила она обыкновенно пришедшим, – ведь от государя на ваши руки я отдана.
Когда Каргин или его помощники спрашивали приказаний Устиньи, она всегда отклоняла от себя всякое вмешательство в дела.
– Мне до ваших дел никакой нужды нет, что хотите, то и делайте.
Имея категорическое приказание самозванца держать Симонова в блокаде и сохранять учрежденные посты без всякой отмены, Каргин буквально исполнял приказание, и осада гарнизона не выражалась никакими особенно энергическими действиями со стороны казаков. Они построили несколько новых батарей и баррикад, но постройки эти не усилили блокады и не причиняли особого вреда гарнизону. Видя, что овладеть укреплениями казакам очень трудно и почти невозможно, Перфильев старался вступить в переговоры и имел свидание с капитаном Крыловым, высланным для этой цели из ретраншемента полковником Симоновым. Перфильев старался убедить Крылова, что Пугачев не самозванец, а истинный государь Петр III, и гарнизону необходимо сдать ретраншемент.
– Долго ли вам противиться батюшке нашему государю Петру Федоровичу? – говорил Перфильев. – Пора вам образумиться и принести покорность.
– Перестань ты, Перфильев, злодействовать, – отвечал Крылов, – и быть участником в злых делах разбойника, которому вы служите. Помянул бы ты Бога и присягу свою в верной ее императорскому величеству службе и старался бы исполнить то высочайшее повеление, с коим ты отправлен из Санкт-Петербурга от всемилостивейшей государыни.
– Меня нечего увещевать и учить, а послушай-ка лучше моего совета. Я знаю, с чем я послан от государыни, да мне там сказали, что будто бы батюшка наш донской казак Пугачев, но вместо того это неправда. Приехав к нему, я нашел, что он подлинный государь, так не могу злодейства предпринять против законного нашего государя. Да что и вы стоите, ведь ежели не сдадитесь, так после вам худо будет, а лучше признайте свою вину и принесите покорность: батюшка вас простит и пожалует. Ты здесь капитан, а у него, может быть, и генералом будешь. Пожалуй, не сомневайся, право, он подлинный государь. Да чего больше говорить, у него в Берде служит коллежский асессор из Симбирска, так ему лучше нашего можно знать, кому он служит – государю или нет? Итак, сами рассудите: когда государь с государыней не согласны, так нам нечего в их дела вступаться – они как хотят между собою, а нам лучше сторону держать государя, потому что мы еще прежде присягали ему верно служить.
Взаимные доказательства были недостаточно убедительны, и обе стороны остались при прежнем положении: казаки надеялись,
Показание Никиты Каргина 14 мая 1774 г.; Показание Устиньи // Гос. архив, VI, д. № 467 и 506.