Закатные гарики. Вечерний звон (сборник). Игорь Губерман

      Хотя неволя миновала,

      однако мы – ее творение;

      стихия зла нам даровала

      высокомерное смирение.

      Тонко и точно продумана этика

      всякого крупного кровопролития:

      чистые руки – у теоретика,

      чистая совесть – у исполнителя.

      Не помню мест, не помню лиц,

      в тетради века промелькнувшего

      размылись тысячи страниц

      неповторимого минувшего.

      В силу душевной структуры,

      дышащей тихо, но внятно,

      лучшие в жизни халтуры

      делались мною бесплатно.

      Взывая к моему уму и духу,

      все встречные, галдя и гомоня,

      раскидывают мне свою чернуху,

      спасти меня надеясь от меня.

      Судить подробней не берусь,

      но стало мне теперь видней:

      евреи так поили Русь,

      что сами спились вместе с ней.

      Пусты потуги сторожей

      быть зорче, строже и внимательней:

      плоды запретные – свежей,

      сочней, полезней и питательней.

      Я рад, что вновь сижу с тобой,

      сейчас бутылку мы откроем,

      мы объявили пьянству бой,

      но надо выпить перед боем.

      Наступило время страха,

      сердце болью заморочено;

      а вчера лишь бодро трахал

      все, что слабо приколочено.

      Везде на красочных обложках

      и между них в кипящем шелесте

      стоят-идут на стройных ножках

      большие клумбы пышной прелести.

      Есть в ощущениях обман,

      и есть обида в том обмане:

      совсем не деньги жгут карман,

      а их отсутствие в кармане.

      Вновь меня знакомые сейчас

      будут наставлять, кормя котлетами;

      счастье, что Творец не слышит нас —

      мы б Его затрахали советами.

      В неправедных суждениях моих

      всегда есть оправдание моральное:

      так резво я выбалтываю их,

      что каждому найду диаметральное.

      Известно

      лишь немым небесным судьям,

      где финиш

      нашим песням соловьиным,

      и слепо

      ходит рок по нашим судьбам,

      как пес мой —

      по тропинкам муравьиным.

      Эпоха лжи, кошмаров и увечий

      издохла,

      захлебнувшись в наших стонах,

      божественные звуки русской речи

      слышны теперь

      во всех земных притонах.

      В доставшихся мне

      жизненных сражениях

      я бился, балагуря и шутя,

      а в мелочных

      житейских унижениях —

      беспомощен, как малое дитя.

      До славной мысли неслучайной

      добрел я вдруг дорогой плавной:

      у мужика без жизни тайной

      нет полноценной жизни явной.

      На высокие наши стремления,

      на душевные наши нюансы,

      на