Закатные гарики. Вечерний звон (сборник). Игорь Губерман

      Блажен, кто истов и суров,

      творя свою бурду,

      кто издает могучий рев

      на холостом ходу.

      Творец живет сейчас в обиде,

      угрюмо видя мир насквозь —

      и то, что вовсе не предвидел,

      и то, что напрочь не сбылось.

      Евреи всходят там,

      где их не сеяли,

      цветут и колосятся

      где не просят,

      растут из

      непосаженного семени

      и всюду

      безобразно плодоносят.

      Умелец мастерит лихую дрель

      и сверлит в мироздании дыру,

      а хлюпик дует в тонкую свирель

      и зябнет на космическом ветру.

      Сполна я осознал еще юнцом

      трагедию земного проживания

      с кошмарным и заведомым концом,

      со счастьем и тоской существования.

      Я завидую только тому,

      чей азарт не сильнее ума,

      и довольно того лишь ему,

      что судьба посылает сама.

      Сам в отшельнический скит

      заточился дух-молчальник;

      всюду бурно жизнь кипит,

      на плите кипит мой чайник.

      Весьма наш мир материален,

      но, вожжи духа отпустив,

      легко уловишь, как реален

      сокрытой мистики мотив.

      Когда по пьянке все двоится,

      опасно дальше наливать,

      и может лишняя девица

      легко проникнуть на кровать.

      Мир хотя загадок полон,

      есть ключи для всех дверей;

      если в ком сомненья, кто он,

      то, конечно, он еврей.

      Гражданским пышешь ты горением,

      а я – любуюсь на фиалки;

      облей, облей меня презрением

      и подожги от зажигалки.

      Созерцатель и свидетель,

      я по жизни зря кочую,

      я не славлю добродетель

      и пороки не бичую.

      Посторонен я настолько,

      что и чувствую иначе:

      видя зло – смеюсь я горько,

      а добру внимаю – плача.

      Я не был накопительства примером

      и думаю без жалости теперь,

      что стал уже давно миллионером

      по счету мной понесенных потерь.

      Как пастырь,

      наставляющий народ,

      как пастор,

      совершающий молебен,

      еврей, торгуя воздухом,

      не врет,

      а верит, что товар его целебен.

      Несложен мой актерский норов:

      ловя из зала волны смеха,

      я торжествую, как Суворов,

      когда он с Альп на жопе съехал.

      Виновен в этом или космос,

      или научный беспредел:

      несовращеннолетний возраст

      весьма у дев помолодел.

      Пока себя дотла не износил,

      на баб я с удовольствием гляжу;

      еще настолько свеж и полон сил,

      что внуков я на свет произвожу.

      Молчу, скрываюсь и таю,

      чтоб даже искрой откровения

      не вызвать пенную струю

      из