Я буду помнить. Ксения Нихельман
бабушка Зоя Милену никогда не винила, только себя и деда Алексея. И в минуты, когда совсем терялся рассудок, – некоего Ивана.
Осенью и весной Милене было запрещено гулять вблизи речки, пока лед обманчивый и ненадежный. Да и летом она никогда не купалась, летом под страхом жизни и смерти запрещено подходить к воде. Сидеть у берега и скучать, скучать и глядеть на хитрую воду, скучать и бросать в нее камни, которые тонули в ней со скоростью света. Бульк! Бульк! Бульк! Обычно она только печально вздыхала, когда под рукой кончались крупные камешки, и пересаживалась в другое место. Бульк, бульк, бульк.
– Почему ты никогда не купаешься?
– Мне мама не разрешает, – со вздохом ответила она, потирая худые коленки все в песчинках.
– Мама?
– То есть бабушка…
Она опять проговорилась. На сей раз перед ребятами. Не следует говорить им, что она еще по недавней привычке зовет бабушку Зою мамой. Все не отвыкнет никак, сложно это. Без мамы. Особенно когда у всех присутствующих она есть.
– Да брось, давай поплаваем маленько. Ты боишься, что ли?
– Нет, не боюсь.
– Ну так давай!
Давай. Чуть-чуть, да? Конечно! Она погрузилась в теплое течение, почти без страха к воде, но преисполненная страхом перед бабушкой. Какая же вода ласковая! Бабушка такой никогда не бывает. Как здорово водить рукой по речной глади, как волшебно! А какая она сама легкая, как перышко! Милена смеется, звонко и переливисто отдаваясь эхом по речной тиши. Наверное, смеется она точно так же, как и мама. Даже если это не так, то пусть сегодня будет именно так! Она попрыгала на двух ногах, затем осторожно на одной только правой. Решилась на левой. Как лихо получалось у нее выпрыгивать из воды, словно мячик резиновый. С каждым толчком все выше и выше, а вода ее как будто на руках в небо подкидывает…
Потом все было словно в тумане, она плохо помнила, потому что бабушка Зоя как-то ловко, а главное незаметно, выловила ее из речки и потащила через весь поселок, держа прямо за волосы на затылке. Они шли молча: бабушка смертельно бледная с железной хваткой в пальцах и она вся как заяц от испуга дрожащая. Ох, и взбучка ее дома ждала! Стоя в дальнем темном углу комнаты, лицом к стене, она слушала о том, как бабушка уже по горло сыта, как сил ее больше нет терпеть эту поганую, ненавистную, злую, жестокую жизнь, чтоб черт ее побрал! И Милена, ковыряя пальцем штукатурку на стене, тоже размышляла о своем: наверное, если бы она утонула сегодня, то бабушка совершенно не расстроилась, не загрустила по случаю ее ужасной гибели. Нет-нет, от нее у бабушки Зои и деда Алексея одни только неприятности, от нее у них одни беды, если бы не она и мать жива была бы. Она горько вздохнула, и стало ей совсем печально-печально. Наверное, лучше бы она умерла сегодня, чем стоять вот так в углу. Всеми брошенной и покинутой.
– Давай с нами в речку?
– Нет-нет, – твердо сказала Милена. Она больше туда ни ногой. Слово дала бабушке Зое.
– Ну