Под шелест полыни. Юлия Дитрих
накрыла Веру одеялом. Потом взяла со стола чайник и вышла в коридор к титану, набрать горячей воды. Вера бессильно откинулась на подушки. Так плохо ей не было давно. Суставы выворачивало, в висках стучало, а перед закрытыми глазами лицо проводницы, доброе и немного удивленное, то становилось четким, то снова расплывалось. Вскоре Наталья вернулась и захлопотала около больной. Заварила каркаде, накрыла стакан блюдцем и, пока чай настаивался, достала аптечку, раскрыла ее и задумалась.
Чем эту бедную Веру лечить-то? Одно дело – каркаде с медом, другое дело − лекарства. Как там было? Не навреди?
Ладно, температуру сбить нужно, как ни крути.
Такой простой вывод Наталью успокоил, она достала из коробки таблетки.
Подсвеченный настольной лампой чай переливался всеми оттенками багряного. Наталья сдобрила чай щедрой ложкой меда, заботливо перемешала и протянула Вере.
С нарастающей тревогой Наталья наблюдала, как всего за час ухудшилось состояние ее подопечной. До ближайшей станции еще долго, а Вера уже два раза впадала в забытье. Теперь она лежала, откинувшись на влажные подушки. Со лба по-прежнему катились крупные капли пота. Вера тихо и беспокойно бредила.
Видно, чтобы сбить жар, нужны средства посерьезнее тех, что нашлись в моей аптечке.
Наталья Ивановна вышла из купе и, уже не видя мечущуюся от жара Веру, смогла сосредоточиться на поиске выхода из положения. Решение пришло к Наталье неожиданно. Еще бы четверть часа … и ничего нельзя было бы сделать, потому как поезд, известное дело, не тот вид транспорта, который можно развернуть назад. Но спасительная мысль озарила Наталью вовремя, в тот самый – в нужный момент.
Прокофьевна
В темной избе пахло хлебом. По пятницам Прокофьевна пекла хлеб, и дух витал по дому все выходные. Так было в этом доме заведено задолго до того, как много лет назад Прокофьевна поставила в печь свой первый каравай.
И так будет, покуда я жива.
Она разобрала кровать, как только стемнело, но так и не легла. Как неприкаянная маялась по избе. Все что-то казалось ей не на месте, все что-то нужно было передвинуть. Так и ходила она из угла в угол, переставляя баночки да перекладывая пучки трав.
И что я скитаюсь, как сама не своя. Спать нужно ложиться. Завтра в лес собралась. Нахожусь, намаюсь.
Но собственные уговоры не действовали на нее. Неспокойно было на душе. Словно что-то важное позабыла и никак не могла Прокофьевна вспомнить, что же такое это могло бы быть. Часы тихонько проскрипели двенадцать, потом час.
Бессонные ночи давно не удивляли Прокофьевну. Только вот непокойно так было впервые за долгое время. Уже и свет давно погашен и в постель легла, а все ворочается она с боку на бок, не спится.
Звуку мотора в спящей деревне Прокофьевна не удивилась, да и чья это машина, для Прокофьевной секретом не было.
Ну, вот и ответ. Только что за заботы такие принес мне Глебушка? Вот это совсем другая загадка.
Прокофьевна накинула халат и вышла на крыльцо.
– Здравствуй, Глебушка. Что стряслось?
Глеб