Под шелест полыни. Юлия Дитрих
дом, стены, с добела выцветшей, осыпающейся краской, наглухо заколоченные окна, он подумал, что для него это самое правильное место.
«Это правильно, – думал он. − Это именно то, что мне нужно». Ему казалось, что в глуши будет легче, ведь в городе его жизнь обременяли сочувствие и жалость. Общение с друзьями отравляла преувеличенная забота. От их заботы Глеб еще больнее осознавал свою потерю. И, в конце концов, он уже не испытывал ничего, кроме злости. Злился на друзей, на родных. А еще он злился на Киру. Почему она оставила его разбираться со всем этим одного?
Переезд казался избавлением. А через несколько недель после переезда все стало меняться. Не было больше друзей, на которых можно злиться, не было родственников, которых нужно избегать. Ничто больше его не отвлекало. В сухом остатке у Глеба осталось одно только чистое, ничем не прикрытое горе.
Тишина и спокойствие старой станции подчеркнули пустоту в жизни Глеба. И эту пустоту заполонила… Кира.
Одновременно естественно и в то же время мучительно мысли о жене не давали Глебу покоя. Чувство несправедливости накрывало волнами и топило его в безучастной и бескрайней, как море, тоске. Это чувство следовало за Глебом по пятам днем и ночью. Особенно ночью…
Глеб понял, что не спит уже вторую неделю. Его преследовали сны наяву. По ночам в темных углах дома он стал видеть то, чего не было и быть не могло. Он не на шутку испугался и поехал в деревню, купить успокоительное или, на крайний случай, выпивку.
Что удастся достать. Мне нужно поспать…
В деревне Глеб узнал, что самогон можно купить у братьев Тыровых, ну, а за «спокоительным» его отправили к Прокофьевне.
− Синяя хата на том конце, за овражком, − направил Глеба веснушчатый пацаненок.
Уже через минуту Глеб входил в низенькую дверь. В сумрачной комнате возле длинного стола стояла сухонькая женщина. Открывшаяся сцена так напоминала Глебу «В гостях у сказки», что он хмуро усмехнулся.
Зачем я здесь? Это шутка какая-то. Здесь нет того, что мне нужно.
− Здравствуй! Входи, что ж двери перегородил.
Голос у хозяйки дома оказался неожиданно звонкий. Глеб даже растерялся. Прокофьевна обернулась на застывшего истуканом на пороге гостя:
− Ну, что, проходить будешь? Или домом ошибся?
− Не ошибся. Я к вам, – решился, в конце концов, Глеб.
Несмотря на полуденное солнце, в комнате было сумрачно и прохладно. Хозяйка коротким жестом указала на стул во главе стола. Глеб молча сел.
Прокофьевна к делу переходить не торопилась. Ловкими движениями в каменной ступке она перетирала терпко пахнущие коренья.
Глеб сидел и продолжал в уме отчитывать себя. Зачем он сюда пришел? Он ожидал, что увидит здесь что-то вроде аптеки, а никак не домовую кухню средневековой ведьмы. Голова его была странно пуста. С одной стороны, он понимал, что пришел напрасно. А с другой стороны, впервые за долгое время он испытывал странное успокоение. Глубокое и настоящее умиротворение. Это чувство было так неожиданно и так сильно, что Глебу было страшно двинуться.
На