Под шелест полыни. Юлия Дитрих
я должна позаботиться».
Она отогнала тяжелое чувство, вздохнула и медленно двинулась в сторону станции.
Глеб
В доме стояла плотная пыльная тишина. Словно воздух от души накрахмалили, перед тем как сложить в ящик старого комода. От летней засухи здание, казалось, ссохлось и скукожилось. Никаких признаков жизни: ни звука, ни скрипа.
Глеб прошел в дальнюю спальню. Картина оставалась прежней: Вера лежала в той же позе, как он ее оставил, накрытая одеялами до самого подбородка. Ее лицо было бледным, губы совершенно лишены цвета, а вокруг глаз расползались темные круги. По ее мерному глубокому дыханию Глеб понял, что она спит. Хозяин дома стоял перед высокой старомодной кроватью и чувствовал себя раздраженным. Его угнетала собственная реакция, он никак не мог примириться с заботами о ней. Она вторглась в его спокойный и размеренный мир. Нарушила так долго и кропотливо выстраиваемый Глебом покой.
Из-за спины беззвучно подошла Прокофьевна, Глеб обернулся. Прокофьевна смотрела на Веру, и выражение тревоги и растерянности застыло в ее глазах.
Вера
Вера видела сон. Один из тех, что заставляют сердце сжиматься еще несколько дней, прежде чем все окончательно позабудется и сотрется из памяти. Она видела деда и их с бабулей старый дом. Дом, вспоминая который, хотелось использовать такие запылившиеся от времени слова, как ходики, шифоньер и этажерка. В Верином сне величавая генеральская дача позвякивала от порывов сердитого ветра своими бесчисленными окнами. Это был дом, в котором Вера была Верочкой или Веруней. Здесь на ночь дед читал ей длинные и грустные сказки Андерсена.
Вере снилось, что ей восемь. Они с дедом сидят и ждут, пока бабуля вернется от соседки, к которой пошла, перехватить сушеного иван-чая. Дедушка пал жертвой неустанной тяги бабули лечить всех травами и отварами. Вот и дедушкин само-диагностированный гастрит она с пристрастием изгоняла народными средствами. У дедули это стремление любимой женщины вызывало забавную отреченную покорность.
Пока бабушки не было, они с дедом коротали время на подоконнике. Зная о запрете на холодные окна, Вера вопросительно взглянула на деда, но он подмигнул ей и принес с дивана две пухлые подушки и маленькое одеяло. Они уселись рядышком на широкий подоконник, и Вера укуталась в теплую байку. За окнами повис гуашево-синий купол, а прямо в центре кто-то размазал веселый желток солнца.
Пока небо пыталось растворить и поглотить упрямый желтый цвет, дедушка рассказывал Вере ее любимую историю про лесную волшебницу с белоснежными локонами, глазами цвета неба и сказочным именем Вале-Тинан. Эту историю Вера слышала уже раз сто, но она была во много раз интереснее всех вместе взятых историй из книжек.
Вера долго смотрела на темнеющее небо, но потом закрыла глаза, прижалась к теплому боку деда. Она слушала его голос и никак не хотела от этого уютного не то сна, не то воспоминания просыпаться.
А потом вернулась бабушка. Она