Под шелест полыни. Юлия Дитрих
кровать, чтобы его отыскать.
Голова кружилась все утро, и в висках на каждое неосторожное движение постукивало. Вера шарила в брюхе сумки и неожиданно нащупала какие-то мягкие веревочки. Она удивилась.
Это еще что такое? Ничего такого я с собой не упаковывала.
Незнакомых веревочек же набрался целый кулак. Вера вытянула их на свет божий. В руках оказался бабушкин платок. Еще одна вещь, которую Вера не могла оставить, покидая дом. Она улыбнулась.
И все же упаковала.
Старый платок выцвел от времени, но некогда, как угодливо предлагала Верочкина детская память, он был расписан сочными темно-оранжевыми маками. Вера прижала платок к щеке. Спустя столько лет бабушкиного запаха не осталось. И тем не менее, каким-то образом Вера чувствовала именно ее запах. Вернее, цветочного мыла, что всегда хранилось с ним рядом.
Бабушка надевала платок исключительно по праздникам, а в остальное время он хранился в верхнем ящике комода, проложенный папиросной бумагой.
Уже позже, сидя на тенистом, но прогретом крыльце, Вера стала увязывать маковое поле с платка в мелодию. Вот только в ней не было саксофона, не было джаза. В ней журчал виртуозный перебор цимбал и тревожно выводил звуки аккордеон. Ветер трепал яркие маковые головы, которые кланялись новому дню, а за горизонтом этого огненного поля притаилось будущее. Сегодня Вере не хотелось в него заглянуть. Ей хотелось остаться в этом моменте, на заброшенном вокзале. Сидеть закутанной в бабушкин платок и не загадывать назавтра. Проигрыватель так и остался лежать на коленях. Вере было достаточно музыки, звучавшей в голове.
Глеб
А в это время Глеб деловито сновал по двору, то и дело скрываясь за домом и появляясь снова. Хозяин станции хлопотал, не обращая внимания ни на Веру, ни на путающегося под ногами Фокса.
День был теплым, но не жарким, и в воздухе чувствовалось небольшое движение. Еще не ветерок, только легкий намек. Глеб чувствовал в себе какой-то непонятный подъем сил. Давно уже не было у него такого настроения. После долгого июльского застоя он почувствовал свежесть − новизну. Давно в его уединенной жизни не происходило ничего интересного. Утренний эпизод с Верой и джазом заставил его посмотреть на свою гостью иными глазами. Не то чтобы он проникся к ней неожиданной теплотой, нет. Но вдруг, совершенно против своей воли, он осознал, что она не просто женщина с поезда, случайно оказавшаяся на его станции. Он увидел в Вере больше, чем позволял себе видеть до сих пор. Увидел, что у нее есть своя история и прошлое. Внезапно Вера стала для него вторым томом недописанной трилогии. Глеб не знал, что было в первом томе и о чем когда-нибудь в будущем будет повествовать том третий. Сегодня он словно вытянул с полки книгу наугад, произвольно открыл страницу – и неожиданно для себя зачитался. Зачитался до такой степени, что в нем проснулось желание достать с полки первый том этой книги и прочесть от корки до корки. Он захотел узнать, что привело ее сюда.
Кто она такая? Откуда в ее