Под шелест полыни. Юлия Дитрих
пригласил ее сегодня в ресторан, где будут несколько важных людей, и она не хотела затягивать препирания с дочерью. Тем более что в этот момент в дверь позвонили.
− Это, должно быть, Павел. Позже решим, − резюмировала мать, кратким жестом отправляя дочь открывать дверь.
− Здравствуй, Верочка, − поприветствовал девочку высокий импозантный мужчина, входивший в коридор.
Софьина девчушка ему нравилась. Тоненькая, угловатая, с глазами в пол-лица. «Такая не похожая на мать, но со своим детским очарованием», − думал он.
− Здравствуйте, − покачнулись плотные темные косички.
Девочка постаралась быстро отвернуться, но он заметил. Заметил ее расстроенное личико и подозрительно блестящие глаза. Павел спросил:
− Что такое, детка? Отчего такая грустная?
− Ничего не случилось, − отнекнулась Вера, но он ей не поверил.
София уже вышла в коридор. В руках сумочка. Его головокружительная спутница готова идти. Сначала она молча наблюдала за диалогом между дочерью и Павлом, но потом решила вмешаться:
− Вера хочет пойти в музыкалку, а я вот в толк не возьму, зачем ей это. Еще и в таком возрасте, через полтора месяца ей уже одиннадцать… − попыталась отмести она Верину драму, как что-то неважное и не стоящее обсуждения.
И тут судьба преподнесла Верочке подарок. В Павле Афанасьевиче Вера нашла неожиданную поддержку своему желанию.
− Софа, ну, ты подумай сама, что в этом плохого. Пусть попробует, − предложил он подруге. − Хочешь, я сам свожу ее на прослушивание? Ты же знаешь, Анатолий – мой школьный друг, он мне не откажет.
Не желая спорить ни с ним, ни с дочкой, чувствуя себя сегодня великодушной, София по-королевски кивнула:
− Хорошо. Когда Павлу Афанасьевичу будет удобно тебя отвести, сходишь и попробуешь, − подытожила она, делая ударение на слове «удобно».
Павел Афанасьевич пропустил Софию вперед и уже в дверях обернулся к замершей в коридоре маленькой фигурке, подмигнул ей и тихонько сказал:
− Завтра будет удобно.
Весь вечер Павлу хотелось улыбаться. Он вспоминал выражение Верочкиного лица, как она стояла там, в коридоре, не веря в происходящее. Он все не мог забыть, как загорелись надеждой ее большие, черничного цвета глаза.
Вера же, только хлопнула парадная дверь внизу, бросилась к телефону. Захлебываясь от радости, неверия в свою удачу и от нахлынувших на нее, как шквал, больших ожиданий, она кричала в трубку:
− Деда, пианино вези! Мама разрешила, она разрешила!
Вера улыбалась. Как хорошо она помнила свое счастье в тот памятный день.
Глеб
Глебу казалось, что Вера и Прокофьевна прекрасно ладят и без него. Он даже поймал себя на чувстве раздражения при виде их умиротворенных вечерних посиделок. Вера тихим голосом рассказывает о чем-то старой знахарке, та задумчиво и рассеянно смотрит на заросшее полынью поле. А иногда вдруг они засмеются. Переплетение двух голосов и такого разного смеха.