Под шелест полыни. Юлия Дитрих
он спросил:
− А знаешь, Верушка, какое самое большое счастье мне принесла твоя мама?
Вера замерла со своим первым бокалом шампанского в руке и подняла на наставника вопросительный взгляд.
− Она подарила мне тебя. Маленькую девочку, с которой я смог разделить свою страсть к музыке. Прекрасный подарок…
Вера не знала, что ему на это ответить. Опустила глаза и сдерживала слезы, не смея сказать в этот момент, как она благодарна ему за все то, что он для нее сделал.
В тот день он подарил ей редкую запись Орнетта Коулмана. Уже более десяти лет Вера ни разу не ставила пластинку. Но тем не менее, маэстро Коулман и его «Одинокая женщина» до сих пор трогали в ней те самые детские струны и дарили воспоминания о Павле Афанасьевиче − исключительной доброты и широкого сердца человеке. Вера достала пластинку из футляра. Чехол выцвел и истерся, но это, несомненно, было воспоминание, которое Вера не могла бы оставить в прошлом. И из огромной коллекции, которая занимала в их с мужем доме целую стену, она взяла одну лишь эту пластинку. Именно эту − подаренную Павлом Афанасьевичем − другом и покровителем, человеком, с которого началось путешествие в страну музыки.
Вера смотрела на пластиковый футляр и вдруг почувствовала непреодолимое желание услышать именно эту мелодию. Тогда она достала из сумки iPod и, быстро перелистав выбор, запустила знакомый трек. Надела наушники, и музыка растеклась вокруг нее и наполнила звуком светлую полупустую комнату.
Когда в дверях появился Глеб, Вера сидела на кровати с закрытыми глазами. Она слушала музыку и ничего вокруг не замечала.
Глеб
Глеб проходил по коридору. Он думал, что Вера еще спит. Времени было от силы семь утра. Но даже зная, что еще рано, он остановился около ее двери. Ожидая услышать тишину, он удивился доносящемуся из-за двери легкому дробному стуку. Глеб приоткрыл дверь и замер, увидев странную картину. Вера сидела на кровати, свесив ноги. Ее глаза были прикрыты, а голова откинута назад. На коленях громоздилась большая сумка. В руках Вера держала плоскую коробку, по которой она постукивала, выбивая неровный, но гипнотизирующий ритм. Бит ускорялся и усиливался постукиванием ноги по полу. Мягкое тум-тум ногой – и более резкое − тутс… ту-ту-ту-тутс… ту-ту-ту-тутс, костяшками пальцев по пластику. Как ни странно, получалось что-то довольно звучное.
Глеб осознавал странность ситуации, Вера его не замечала. Она даже не слышала, как он приоткрыл дверь. Он чувствовал, что вторгается во что-то очень личное, но в то же время ему хотелось понять, что происходит перед его глазами. Он стоял в дверях и ждал, какое же из двух чувств возьмет в нем верх.
Глеб уже хотел закрыть дверь, как вдруг понял, что не хочет и не может этого сделать. Он видел белые проводки наушников, бегущие по Вериной шее, и ему хотелось знать, что же такое она слушает. К чему все эти ту-ту-ту-тутс, туп-туп-туп.
Глеб решился, он громко постучал в дверь, чтобы привлечь внимание, и вошел