Под шелест полыни. Юлия Дитрих
и в то же время единственно правильной частотой. В мелодии, звучащей из проигрывателя, каждый инструмент говорил на своем языке. Такого джаза Глеб раньше не слышал. Вавилонское столпотворение аккордов, отдельных звуков и нестройных, бросающих вызов всему и вся ударных. Но единственным, что удерживало все это безумие вместе и что делало этот набор звуков единым целым, был стук Вериных костяшек по коробке и низкая, буквально неразличимая вибрация, льющаяся по полу. Он слушал и слушал, и не мог оторваться, не мог заставить себя открыть глаза. И вот его путешествие подошло к концу – музыка сошла на нет. Первым отступил саксофон. Замерли дрожащие струнные. Последний сухой шелест растворился на краешке тарелок. Глеб все еще сидел с закрытыми глазами и чувствовал энергию, образовавшуюся вне его головы, где-то за пределами его слуха. Вера отбивала ритм все медленнее и медленнее. Пока, наконец, и она не замерла. Все закончилось, а Глеб не спешил открывать глаза.
Когда он все же их открыл, Вера сидела, положив подбородок на руки, а руки на сумку. Она, казалось, о чем-то задумалась. Глеб шумно выдохнул:
− Ух ты! – только и сумел произнести он.
− Ага, − подтвердила его восторг Вера.
Уголки ее губ поднялись вверх, на щеках образовались мягкие симметричные ямочки. Она внимательно вычитывала в глазах Глеба эмоции, которые вызвала музыка.
− Что это такое? – спросил он и потянул из уха наушник больше для того, чтобы отвлечься от ее улыбки.
Было что-то отталкивающе интимное в том, как их – двоих, сидящих бок о бок на кровати, соединял этот тонкий белый проводок. Теперь, когда музыка закончилась и уже не наполняла его сознание, Глебу хотелось эту связь немедленно разорвать. Он чувствовал, что эта музыка делает его открытым и уязвимым.
− Это – джазовая композиция с одной старой пластинки. Мне ее подарил один очень важный в моей жизни человек, − Вера на секунду задумалась, в глазах ее промелькнула печаль.
– Я сегодня думала, отчего человек хочет свои хорошие воспоминания и памятные вещи перенести из одной своей жизни, которая подошла к концу, в другую − ту, которую он собирается начать. Зачем ему это?
Глеб вспомнил чемодан, с которым он уезжал из города. В нем тоже было не много. Но все, что он взял с собой, для него имело большое значение.
− Не знаю…, наверное, потому что боимся забыть.
Глеб снова почувствовал вторжение во что-то личное. В этот момент сложно было сказать, он ли вторгался в Верин мир или же наоборот. Как бы там ни было, он поспешил встать с кровати и протянул Вере наушник.
− Спасибо.
Он поспешил ретироваться из комнаты. Подальше от Вериных задумчивого взгляда и печальной улыбки.
− Глеб, постой, − Вера остановила его уже почти в дверях. − Я хотела спросить.
Нехотя, уже почти в коридоре, Глеб обернулся. Ему хотелось поскорее выйти из дома на свежий воздух.
Но Вера продолжила:
− Я бы хотела душ принять. А в доме я не видела ванной.
Верино желпние принять душ было вполне естественным.