С царём в голове. Мастерская современного каприза. Леонид Вариченко
уроки и отметки.
Последние весьма в журнальной сетке
Сулили в сумме, скромный пусть, но куш.
Вот-таки в пятом, например, году
В гимназии вдруг стали суетиться.
(Она имела патронаж царицы.)
Сам едет!!! Смысл имеет подучиться
И оказаться в видимом ряду.
Директор не дурак был, «миль пардон»,
Врата открылись перед Николаем.
Пес ни один по-русски не залаял,
Портрет был в срок, и дворник – «дело знаем» —
Алису утром «вздернул» на фронтон.
Довольный Император весь в усах,
(Царица на портрет была похожа),
Шел по рядам к отличницам, и что же:
У края лба, лоснясь под белой кожей,
О ней уж он не помнил, но – краса —
Сиял его японский «сувенир»,
Неизведенная и мазью шишка.
И будь среди встречающих мальчишки,
И страхом не сдержало бы интрижки,
Но дисциплина – девочек кумир.
Помазанник при полной тишине
Хрустел начищенными сапогами;
Ни шевелька, ни носом, ни руками,
Отроковицы про себя икали,
И лишку подышать вело б к вине.
Лишь Машенька, наивная душа,
Увидев шишку, охнула, как дома,
И будто бы с Царем давно знакома
Кивнула головой. Не надо грома —
Директор сполз «в ударе» не спеша.
23. (Шаляпин)
Был март, во всю теплело, и хотя
Опять мятежники пытались лаять,
Весна была от края и до края,
И злой курьез с визитом Николая
Не отразился на судьбе дитя.
Он сам смеялся, в кабинет придя,
И воскресив директора подарком,
«А звать как?» «Стружкина Мария», – каркнул.
«Остепенится, не беда, до брака».
И, как приказ, слова глаза едят.
«Как отчество ее-то, бишь, скажи?»
«Мартыновна! Кем был, не помню точно…»
«Я знал его, он помогал нам очень.
Спасибо за портрет, похож и сочен.
В театр детей сводите для души».
И вот, они уже идут в Большой.
И старших, и прилежных это право.
Не всяко воскресение кроваво.
Мария среди них, скромна, как пава,
Но ей и так, похоже, хорошо.
«Севильского цирюльника» дают.
И в роли Дона Бартоло – Шаляпин.
Выходит: из кулисы кончик шляпы,
Потом ботинок, после нос этапом.
А Фигаро тебе – и там, и тут.
Как матери, от оперы начать
Ей довелось общение с искусством.
И полно в сердце, и в желудке пусто.
А голоса – по залу и до люстры,
Сольются в жгут и ну ее качать.
Про Федора Иваныча не раз
Маруся перескажет, даже внуку.
И этим вложит первую науку
Актерской школы. Явь, а тоже в руку,
Нутро затронул «клеветою» бас.
Потом она взялась за Бомарше,
И бабушку ответить не просила
На сложности.