Танцующий солдат. Вячеслав Нургалиев
где он хранил нераспределенную почту, а время от времени и себя от настырных сержантских глаз и новых поручений. Увидев Серегу, Димка впал в какое-то помутнение, и вместо того, чтобы оказать первую помощь, просто побежал за мной на второй этаж. В это время там я как раз завершал шпаклевку задней части бюста Ленина. Бросив Ленина на произвол дырявого темени, я побежал вниз. Вдвоем нам удалось привести Серегу в чувство и доставить в гарнизонный лазарет.
Увидев его, военврач сначала перекрестился, потом зафиксировал пару переломов, разрыв тканей, многочисленные гематомы и ушибы, после чего кое-где обработал кожу перекисью и зеленкой, наложил пару швов, затем еще раз перекрестился и в довершении всего вызвал госпитальную команду. Часа через четыре она, наконец, приехала и Серегу транспортировали в военный госпиталь Тойпиц31.
Через день на стол начальника Дома офицеров легла докладная с указанием тяжести нанесенных увечий и причинах госпитализации рядового Рошинца. Дело принимало уголовный характер.
Заведовал Домом офицеров в те годы некто подполковник Гаврилов, эдакий плюгавенький человечек с двумя звездами на погонах и двумя неприлично маленькими и очень юркими глазками. Они бегали так быстро и так исподтишка, что невозможно было понять, чего в них больше: врожденной мнительности или приобретенного недоверия. Он был в постоянном поиске подвоха и оговора. При разговоре с ним возникало полное ощущение собственной неполноценности, какой-то, я бы даже сказал, хронической ущербности, подловатой подлости, «уголовной наклонности» и бесполезной «никчемности». После того, как он прищуривал правый глаз, тотчас хотелось признаться во всех дезертирствах и госизменах, а также порочных связях, непрочных идейных фундаментах и непорочных зачатиях. Это было бы гораздо проще, чем разубеждать его в существовании собственных умыслов, замыслов и намерений.
Когда он узнал о страшном инциденте в своем хозяйстве, в кознях он заподозрил своего заместителя майора Лагунова. Ему казалось, что тот устроил подобную расправу, чтобы просто «подсидеть» своего начальника. Уголовный прецедент должен был опорочить его честное имя и бросить тень на его умение работать с личным составом. После недолгих размышлений военной комиссии он отдал голову этого самого Лагунова, и того вскоре перевели в другую часть с формулировкой о «несоответствии занимаемой должности вследствие недостаточной квалификации».
Инцидент, однако, не был исчерпан и пока Гаврилов отыскивал все новые очаги измены, Серега в бинтах и ссадинах продолжал лежать в тойпицкой хирургии. Без права на надежду. Без возможности пожаловаться на судьбу. Или просто выговориться. Челюсть его была прочно зафиксирована штырями. Общаться он мог только при помощи письма.
В наивной вере я полагал, что его диагноз будет достаточным основанием, чтобы вернуть человека в тыл Родины. Но когда я приехал
В Тойпице был крупнейший госпиталь ГСВГ.