Нелюбовь. Ксения Нихельман
до отца, прямо как пуля, пущенная из самого крутого оружия. Мне было очень жарко, я весь горел, и от этого мне было очень хорошо: не помню, где прочитал, но я был похож на полыхающий лес, который горит, чтобы возродиться заново.
На минутку – всего-то! – я обернулся и поглядел в Его сторону. Он все еще стоял на том же месте и рассеянно озирался по сторонам, как какое-то сонное создание, ну или создание из сна, не уверен, как правильно. И во мне засияло одно крохотное желание, оно осторожно вынуло свою голову из пламени, подталкивая меня поднять руку и помахать Ему, как сделал Он в первый день нашей встречи.
– Кто такой? – вдруг спросил отец, проследив за моим взглядом. От отца пахло бензином и пивом, слишком тошнотворно.
– Новый сосед, с третьего этажа, – очень смущенно ответил я.
Отец хмыкнул:
– Придурочный какой-то. С такой-то прической, как у бабы.
И огонь в душе моей мгновенно погас…
Этим же вечером, лежа в своей постели, в уме я перематывал весь день. О закрытую дверь комнаты бился громкий звук, исходящий от телевизора. Отец смотрел свои фильмы. Пулеметная очередь, взрывы, визг колес и нескончаемое повторение гундлявым мужским голосом «вот же дерьмо!». Я натянул на голову одеяло, чтобы ничего не слышать и сосредоточиться, в конце концов, уже на том, как я себя сегодня повел. Отчасти я был крут, ну, когда разобрался с девчонками и выбил нам место на поле. Да я и отлично подавал штрафные, что тут можно сказать… но… за все время нашей игры я не сказал ни слова. Мы молчали оба, вернее, Он пару раз пытался что-то спросить, а я отмалчивался, стеснялся. «Вот же дерьмо!» – в сотый раз повторил голос. Это точно, выдохнул я и с силой ударил рукой по кровати.
Внезапно звук переменился; с пулеметной очереди на стоны, женские. Вот же дела! Мгновенно я высунул голову из-под одеяла и насторожился, как-то прям нездорово оживился. Громче и громче! В животе мне стало… неприятно, неспокойно. Послышался мамин голос, она заорала на отца, что тот вконец обнаглел, при живой жене-то! Неизвестная женщина из телевизора выпустила свой последний, истошный стон, и пулемет как ни в чем не бывало продолжил свое «тра-та-та-та-та». «Дерьмо» – на этот раз прозвучало как мое спасение.
***
Новость, что Он будет ходить в мою школу, невероятно обрадовала меня; у меня даже не получилось скрыть искренней улыбки. Вот только Он почему-то расстроился.
– Почему? – спросил я, чувствуя, как внутри растекается грусть-тоска смертная.
– Мне нравилась предыдущая школа.
Да – да, я уже был в курсе, что Ему нравились предыдущая школа, предыдущий район и их старенькая тесная квартирка.
– Там было здорово, – сказал Он, – может, как-нибудь съездим туда?
– Одни? – я, честно сказать, испугался.
– Ну да, а что тут такого? Предупредим родителей, это же на самом деле ненадолго, туда и обратно.
Он заметил, что я замешкался, сузил свои глаза под нависшей челкой в неверии. Наверное, думает, что я трус.
– Давай, –