Тысяча пятьсот рубаи. Бахинур
столицы забытого мира
Лежали останки былого кумира;
Их ветер один хоронил и молчал
О тайных итогах порочного пира.
326
Она обернулась – и я обернулся,
Она улыбнулась – и я улыбнулся,
Пошли мы навстречу друг другу, но тут
Я по непонятной причине проснулся.
327
Заброшенный дворик, облупленный дом
Поведали мне о былом не моём:
Жила здесь девица, красивая очень,
Погибшая ночью, изведав содом.
328
Умеренным в желаньях будь и в пище,
Не захламляй богатствами жилище,
Крепи свой дух и помни, что корабль
Утонет, если в нём пробито днище.
329
Чем занят графоманчик при свече?
Находится губами на плече
Прыщавой девы, думая о том,
Как сесть на шею этой каланче.
330
Не надо мне, товарищи, врачей,
Пришлите лучше сразу палачей:
Устал я от всего – луны и солнца,
И рифм, и дев, и плачущих свечей.
331
Когда взойдёт последняя луна,
Покажется мне горестью она:
Не знаю, что, но что-то мне подскажет,
Что жизнь моя уже завершена.
332
Не видеть, не слышать, не знать, не хотеть
Ни жить, ни любить, ни спать и ни бдеть,
А только летать на коне в поднебесье
И там в полужизни найти полусмерть.
333
Есть у младенцев милая черта —
Не нужно им на свете ни черта,
Когда есть грудь наполненная мамы,
Пока туманна разума черта.
334
Я собирал упавшие каштаны,
Когда ко мне приблизились шайтаны:
«Зачем их собираешь?», – был вопрос.
«Да для свиней, укутанных в сутаны».
335
Мне не понятно, как, имея мозг и руки,
Ты можешь умирать средь бела дня от скуки:
Ведь книги, стадион, компьютер, швабра, кисть —
Всё это для того, чтоб скрашивать досуги.
336
Как сочинял Хайям, доподлинно не знаю,
Но что он сочинил, внимательно читаю:
Согласен с чем-то я, а что-то не по мне,
Но всё равно его сердечно почитаю.
337
Я горевал, когда цветок в саду увял —
Он был мне, как родной, и жизнь мне озарял.
Я выращу цветник как память об отцветшем,
Пока и мой черед увянуть не настал.
338
Возмущению Господа внемлю:
«Вы зачем испоганили