Затянувшийся отпуск с черной кошкой. Александр Сеземин
голова, я сам почувствовал опьянение, противное послевкусие во рту, давно забытые мной ощущения – погрузился в состояние Кольки.
Захочешь, не будешь пить – так словами можно было описать дуновение, прошедшее сквозь меня.
«Чудес не бывает, без желания и усилий самого человека ничего не получится», – понял я.
Дошло ли это до Кольки, не знаю. Но на его лице сначала промелькнул испуг, затем интерес, возникло слабое проявление воли и надежда на изменение своей жизни.
– Не такой уж я пропащий человек.
– Ты сможешь, – донеслось напоследок как отклик на Колькину реакцию.
Все кончилось. Я пришел в себя, оторвал взгляд от Кольки и увидел притихшую Нинку, выглядывающую из-за двери дома, ей тоже досталось неведомого дыхания.
Пора было давать ток. Полыхнул искрами рубильник. Дизель слегка замешкался, почувствовав нагрузку, но быстро пришел в себя и довольно заурчал – наконец-то дам свет и тепло людям.
Колька с Нинкой так и замерли на своих местах, провожая меня глазами. Я улыбнулся и помахал им рукой, на душе было хорошо.
Деревня преобразилась. Из окон домов слышалась музыка, умные речи дикторов, у кого-то уже весело жужжал рубанок, откликались другие инструменты, повеселела деревня. Мне улыбались, благодарили, хвалили. «Мастер!» – долетало в спину. Я, довольный, кивал в ответ. Для меня это было ново, вот так просто, бескорыстно отремонтировать агрегат, помочь людям. Оказывается, это очень приятно. Неожиданно попав ногой в свежую коровью лепешку, я поскользнулся и чуть не растянулся посреди улицы.
– Не гордись, – предупредил меня ветер, и довольная улыбка слетела с моего лица. Все правильно.
Только один дом на улице за густыми кустами сирени стоял с закрытыми окнами, тихий и грустный. За темными стеклами угадывалась пустота. Я подошел ближе и остановился у прикрытой калитки.
– Человек ушел отсюда в безвременье, – услышал я и взялся за калитку, чтобы зайти.
– Стой! – прогремело в голове, и мне пришлось отойти назад. Такого грозного оклика я еще не получал, но подчинился и, оглядываясь, заспешил дальше. Пустой дом словно ожил и строгим взглядом провожал меня.
Степаныч ждал меня у своей калитки и, хитро улыбаясь прищуренными глазами, следил за моими действиями.
– Не решился зайти?
– Не-е-т, не пустило, не по себе как-то стало. А что это за дом?
– Потом расскажу, пошли обедать.
Марфа
После обеда мы со Степанычем сидели на скамейке за домом. Перед нами был огород, где буйствовала картошка. Молчали. Настроение было благодушное. Хорошо. Солнце смотрело на нас сверху и радовалось вместе с нами. Под его теплом мы разомлели, глаза сами собой закрывались, тянуло в сон.
– Про тот дом-то, – неожиданно продолжил разговор Степаныч, и у меня пробежал холодок по спине, дремота прошла сразу, я насторожился. Не поворачивая головы, уловив мое внимание, Степаныч продолжил: – Марфа там жила, померла этой весной.
– А кто она была?
– Да