Время Петра. Владислав Клевакин
которого доставили стрельцы с трактира за смертоубийство, лежал на соломенной подстилке, одной рукой пристегнутый к решетке кованой цепью. На лице темнели следы от кровоподтеков. Одна бровь была рассечена, но кровь на ней уже высохла.
– Ай-ай-ай, – покачал головой Иван Савватеевич. – Чего лупили-то так? – спросил он у Сеньки, что стоял рядом, бряцая связкой ключей на большом кольце. – На кой вам дознание-то понадобилось?
– Полагается, – ответил Сенька, глупо улыбаясь.
– Так он же признался во всем, – вмешался в разговор старшина.
– Под протокол надобно, – пояснил свою позицию подьячий.
– Ну, надо так надо, – с сомнением произнес боярин. – Отцепи его, – распорядился он. – Мы наверху подождем, разговор имеется.
Парня умыли холодной водой и сняли кандалы. Он брел босой по холодному каменному полу Разбойного приказа. Иногда он останавливался и утыкался лбом в железные прутья решеток. Его не торопили, давая прийти в себя для разговора с важными людьми.
Парня завели в маленькую келью для допросов с решетчатым оконцем под потолком и усадили на лавку.
– Ожидай.
Через несколько минут тяжелая дверь с коваными запорами натужно скрипнула, и на пороге появились два человека. Заключенный с трудом поднял голову и пристально посмотрел на вошедших. Один из них был ему хорошо знаком. Именно этот человек в стрелецком кафтане дал указание бросить его в подвал. Второй человек был ему не знаком. Но дородный вид и богатый кафтан говорили, что пожаловала важная птица. И речь пойдет не иначе о его сиротливой головушке, которую черт дернул связаться с раскольниками, засевшими в трактире. Парень мотнул головой и уставился на белую стену, по которой черной точкой, медленно перебирая лапками, ползла большая черная муха.
Боярин Широковатый немедля уселся на лавку подле стола и, подтянув брюхо руками, с прищуром посмотрел на парня. Стрелецкий старшина Емельян Федотович Басаргин, отодвинув тяжелый стул от деревянного стола, деловито уселся на него, опустив локти на стол.
– Начинай ты, Иван Савватеич, – попросил старшина Широковатого.
Широковатый довольно крякнул, хоть какое-то развлечение.
– Значит, о вере говорили с бражниками в трактире? – строго спросил у заключенного Иван Савватеевич.
Заключенный повернул голову в его сторону.
– О вере, батюшка, – сквозь зубы пролепетал парень. – В раскол они подались, или знаются с ними.
– Повтори, – вклинился в допрос старшина.
– Про огненные корабли говорили, про поклоны и двуперстие, – пояснил парень.
Боярин отчаянно прицокнул языком:
– Я что говорил!
– Как величают тебя? – спросил Широковатый.
– Волдарь, – растянуто ответил парень.
– Чей будешь, откуда? – наседал на него старшина.
– С Поморья я.
– Свободный крестьянин, стало быть? – уточнил Иван Савватеевич с легкой иронией.
Парень согласно кивнул.
– А в Москве чего забыл?
– С рыбным обозом приходил, да деньги