Мечта длиною в лето. Ирина Богданова
* *
Так сложилось, что за всю свою тринадцатилетнюю жизнь Фёдор Румянцев был в настоящей деревне всего один раз в возрасте трёх лет, и то благодаря маминой подруге тёте Ларисе. Именно она убедила маму поехать с детьми погостить к ней в деревню. Те несколько дней мама всю последующую жизнь вспоминает с ужасом.
– Вы не представляете, – подчас рассказывала она знакомым, – комарья полно, из дому носа не высунуть. Пока до туалета добежишь, все ноги изожрут. За водой надо на речку ходить.
С коромыслом! – На этом месте мама делала паузу, приглашая ужаснуться вместе с ней. – Носить воду на коромысле невообразимо трудно. На плечи давит, съезжает набок, а вёдра с водой раскачиваются, как качели. Я облилась с головы до ног. А вода, надо сказать, холодная. Потом я, конечно, сообразила ходить на реку с пластиковыми бутылками, но это тоже не великое удовольствие. Газ надо экономить, по телевизору одна программа. В общем, врагу не пожелаю!
Само собой, те несколько дней Федька совершенно не запомнил, и теперь настоящая сельская местность, окружавшая их с дедом, казалась ему срисованной с картинки. Он шёл за дедом по направлению к мостику, указанному стрелочницей, и думал, что в городе он совершенно не замечал неба, вроде как его и не существовало. Так, невзрачная серовато-голубоватая марь за окном десятого этажа.
Тут небо было огромным, ярким, синим и таким глубоким, что Федьке захотелось сложить руки лодочкой и с размаху нырнуть в его глубину, с замиранием сердца ощутив, как по бокам скользит мягкая пена облаков, а плечи обливает солнечный жар.
Станция Глубокое осталась позади, открыв на горизонте кромку леса, около которого виднелся жёлтенький кузов Генкиного фургона.
Высоченный столбовой лес так плотно сомкнул ели, что казался единым тёмным массивом, среди которого редкими мазками проблёскивали белые стволы берёз и низкие кусты ракитника, словно в испуге клонившегося поближе к земле.
День близился к полудню, и жара начинала подсушивать прибитую росой пыль на дороге, налипающую на кроссовки. Смахивая бисеринки пота со лба, дед, шумно отфыркиваясь, шёл впереди, совсем согнувшись под тяжестью рюкзака. Мешок Фёдора был немного легче, он сам напихал туда самое необходимое: плеер, пару наушников, карту России, на случай, если придётся блуждать по лесу, – переговорное устройство, собранное из конструктора, и пару фонариков для непредвиденных обстоятельств. Остальное пространство рюкзака мать забила всякой всячиной, включая майки, трусы, носки и тёплую осеннюю куртку.
– Вдруг будет холодно, – объяснила она сыну, когда он сверлил глазами похожий на арбуз зелёный рюкзак.
«Жаль, что у деда Коли нет автомобиля», – сокрушался Федька, думая о том, что до Генкиной машины надо тащиться с километр, а там ещё неизвестно, подбросят ли их до Подболотья или нет.
– Добрый день! Вы Геннадий Голубев?
Дед тяжело скинул мешок с плеч и вопросительно посмотрел на щупленького, дочерна загоревшего молодого человека, который старательно связывал между собой рассыпавшиеся