Глиняный род. Татьяна Владимировна Фильченкова
а это оберег, чтобы никакая хворь в чрево не вошла. Сама такой у груди держу.
Отраде не сиделось на месте. Она подходила то к почерневшей от времени прялке, то рассматривала оставленную Медарой недошитую верховицу. Наконец шепнула Ретишу:
– А где же зуди?
Он прыснул в кулак:
– Вот глупая, мы же не в доме их лепим. Идём покажу.
И повёл Отраду в сарай. Прежде чем открыть двери, предупредил:
– Только зудей и тут нет. Мы их перед пахотой и на жатву делаем, а сейчас только горшки. Будешь смотреть?
Отрада кивнула, вошла несмело, покрутила гончарный круг. На верстаке остались глиняные цветы Зрина. Она тут же взялась их рассматривать.
– Это так, безделицы Зрина, – зачем-то сказал Ретиш.
– Они красивые. Можно, я возьму один?
– Бери, он ими не дорожит. Только зачем тебе? Небось, отец для тебя и серебряных не жалеет.
– Они красивые. И… Должно быть, хорошо, когда у тебя такой брат, как Зрин. Он всегда что-нибудь выдумает. А мои только задираются.
Ретиш аж глаза протёр. Отрада ли это? Но пробормотал в ответ:
– Хорошо. Только он мне не совсем брат. У нас родители разные. А вот с Зыбишем мы из одного чрева.
– Ох, значит, ты матушку свою помнишь? Вот повезло-то тебе!
– Нет. Помню только, как кричала она. Её связанной в пристрое держали, пока не разрешится. Ни лица, ни рук не вспомнить.
– Хоть это. Моя померла, когда меня рожала.
– Такое лучше и вовсе забыть, уж поверь. И чего тебе жаловаться? Мачеха вон ласковая досталась.
– Ласковая, пока своим дитём не разрешилась. А там кто знает…
Всемила, будто почуяв, что разговор о ней зашёл, позвала Отраду от ворот.
– Иду, матушка, – крикнула она в ответ, спрятала глиняный цветок под верховицу и выбежала из сарая.
Ретиш так и остался стоять столбом, размышляя, чего это с Отрадой случилось, если она не съязвила ни разу.
К полудню пришёл закадычный друг и повитовник Умира Сминрав из деревянных. Пришёл он с женой Добряной и сыном-младенчиком. Добряна тут же сунула дитё Коряше.
– Подержи, в день даров младенца подержать – добрый знак.
Коряша попятилась, руки за спину спрятала, головой замотала.
– Н-не… Не надо. Меня отродясь к детям не подпускали, уроню ещё.
Добряна рассмеялась, усадила Коряшу на лавку и вложила сына в руки.
Умир со Сминравом уселись за стол и повели разговор.
– Вот что, Умир, ходить вокруг да около не буду. Пришёл я не с безделицей, но и дарю не просто так. Не смогу я с тобой за зудя расплатиться, не собрать нам доброго урожая в этот виток, а долгом моим вы сыты не будете. И потому дар мой – лодка.
Ретиш со Зрином аж подпрыгнули. Лодка! Своя лодка у них будет!
А Умир смутился:
– Слишком уж щедрый дар. Сколько же зудей в той лодке?
– Щедростью на щедрость отвечаю. Твой род не раз отцу долг прощал. А потому принимай, идём к причалу.
Сминрав поднялся и вышел из дома. Ретиша со Зрином и звать не надо было, они кинулись следом.
Светлая