Молчание. Алла Добрая
мы? – опешил отец Глеба.
Глеб, с опаской взглянув на отца, встал рядом с Эмой.
– И я тоже, пап. Мы вместе решили поступать в Москве. Я – на менеджмент и финансы, Эма – на журфак.
В полной тишине Анатолий Бабицкий швырнул столовые приборы в тарелку и, шумно откинув стул, поднялся.
– Марш домой! – рявкнул он.
Тут же подскочила мать Глеба, взглядом приказав сыну следовать за ними. Праздничный вечер закончился в семье Бабицких громким скандалом со звуками хлесткими ударов армейского ремня о спину виновника торжества и неприятным разговором в семье Эмы.
– Дочка, ты же вроде всегда хотела стать врачом, – напомнил отец.
Ирина Эдуардовна возмущенно переставляла тарелки на поднос, бросая на дочь гневные взгляды.
– Пап, а мне дали выбор? Все разговоры дома про хирургию, и династию. Но никто, ни разу не спросил, чего хочу я. А я хочу поступать на журфак.
– Эмилия, ты знаешь, сколько зарабатывают журналисты? – возмущенно произнесла Ирина Эдуардовна.
– Мам, а врачи зарабатывают больше? – парировала Эма.
– Что ты сравниваешь! Это достойная профессия. А журналистика – это что?! Этих журналистов сейчас еще и убивают через одного. С девяносто восьмого года так и не нашли заказчиков убийства Старовойтовой. Да и вообще, что это вы надумали с Глебом, ни с кем не посоветовавшись, да еще в Москву? Решили они, видите ли!
Ирина Эдуардовна искренне считала, что взрослые лучше знают, что на самом деле нужно и полезно их детям. Леонид Александрович иногда делал слабые попытки возразить жене, но на фоне ее категоричного мнения они растворялись быстро и бесследно. Если бы не Глеб, который всегда и во всем был на стороне Эмы, она ощущала бы себя в полном, безнадежном одиночестве.
Ирина Эдуардовна часто говорила дочери: «Будешь потом меня вспоминать с благодарностью за полезные привычки, осанку и любовь к музыке». Эма часами музицировала и ежедневно ходила со стопкой книг на голове, хотя больше всего ей хотелось их читать. Но мама была неумолима и осанка, как любовь к чтению и музыке, остались с Эмой навсегда. Но при внешней покладистости у Эмы бывали вспышки неподчинения. Бунтовала она редко, но ярко.
За оглашением желания учиться в Москве последовало два дня упреков от мамы, неуверенных доводов отца, горьких слез Эмы, и родителям удалось одержать победу – убедить остаться в родном городе и поступать в медицинский.
– Ты сначала получи нормальную профессию, – сказала Ирина Эдуардовна, – а уже потом решай, что делать дальше. Второе высшее никто не отменял. Решишь, так иди на свой журфак, но для этого не обязательно в Москву ехать и жить впроголодь непонятно где. Журфак есть и в родном городе. Но сначала, я повторяю, получи достойную профессию.
Выпоротый армейским ремнем, Глеб оказался упрямее подруги. Сдав экзамены, он дождался вручения диплома и ночью, с небольшим рюкзаком за плечами сполз с балкона по водосточной трубе и сбежал в Москву. Он бежал от родителей, от одноклассников, от ставшего ненавистным города, где за семнадцать