Молчание. Алла Добрая
– именно предательство. Все, что раньше казалось Эме домыслами – заплаканные глаза мамы, виноватый взгляд отца, когда тот возвращался домой позже обычного, непонятные звонки на домашний телефон – все это оказалось правдой. У отца другая женщина и по договору с мамой он не уходил из семьи до совершеннолетия дочери.
Эма подскочила с лавочки и взглянула на отца с презрением.
– То есть ты, папочка, благородно мучился, живя с нами? – не сдерживая слез, выкрикнула она. – Все эти годы ты жил с единственной мыслью – дождаться, когда мне стукнет восемнадцать для того, чтобы уйти?!
– Детка, прости, – умолял отец, не в силах смотреть на дочь, – я не хотел причинять тебе боль, но пойми…
– Никогда! Никогда не пойму и никогда не прощу тебе этого!
После того разговора отец никуда не ушел. Каждый день он возвращался домой и под молчаливые взгляды жены и дочери садился перед телевизором в гостиной и далеко за полночь засыпал там же на диване.
Успокоившись, Эма поняла, что не должна винить отца. В душе еще клокотала обида, но она смогла понять его, чего не удалось Ирине Эдуардовне. Она настолько вжилась в роль жертвы, изменив свою жизнь до неузнаваемости, что сделала ее невыносимой и окружающим.
Отцу предложили работу в Канаде, и вскоре он уехал в другую страну с новой женой. Через год у него родилась вторая дочь но, как и обещал, он не забыл о первой. Только Эма об этом не знала, потому что Ирина Эдуардовна, боясь, что она уедет к отцу, взяла с бывшего мужа клятву: «Никаких писем и звонков, иначе я сделаю все, чтобы тебя не выпустили из страны». Сделать она ничего не могла, но убедительность тона подействовала, и Леонид Александрович дал непростое согласие.
Он уехал и замолчал, а мама на глазах Эмы из энергичной моложавой женщины превратилась в человека, начисто утратившего интерес к настоящей жизни. Каждый вечер Ирина Эдуардовна приходила в комнату Эмы, садилась на кровать и исповедовалась. Она с упоением вспоминала жизнь прошлую, перечисляя все знаковые по ее мнению события. В конце каждого монолога, когда Эме уже хотелось заткнуть уши, Ирина Эдуардовна задавала вслух одни и те же вопросы: «Как ты считаешь, неужели я в чем-то виновата? Я вроде все делала как надо: готовила, убирала, работала с ним наравне. Получается, все это не ценится? А тогда для чего выходить замуж, если все может вот так рухнуть в один момент из-за какой-то любовницы?».
Иногда взгляд мамы пугал Эму. В нем мелькала пустота, за которой могла скрываться болезнь. Ирина Эдуардовна какое-то время еще продолжала работать в хирургии, но после случайного повреждения правого запястья у нее начался тремор. Оперировать она не могла, и давний друг семьи устроил ей перевод в поликлинику, заведующей физиологическим отделением, где Ирина Эдуардовна, выписав пациентам назначения, садилась к окну и принималась снова и снова перебирать в памяти события прошлой жизни, так и не находя ответы на свои вопросы.
К концу года в квартире прижилась устойчивая атмосфера уныния. Эме не хотелось после занятий возвращаться