Русалим. Стихи разных лет. Станислав Минаков
дразнит ложью обречённой,
и превращает, враг, ночами
им красный угол – в чо́рный, чо́рный.
Сорви с них лень, пугни сильнее,
чем чорт, появший их, пугает,
перечеркни их ахинеи,
ничтожный лепет попугайный!
«Любовь!» – им сказано; в любови ж
пусть и живут, отринув дрёму.
…Ловец, почто Ты их не ловишь,
клонясь к пришествию второму!
Радоница
Нас покойнички встречают у ворот,
не видалися мы с ними целый год.
То-то радость, то-то общий интерес!
То-то новость, – говорю, – Христос воскрес!
Большеглазый и улыбчивый народ
населяет этот город-огород.
Здрасьте, родичи-соратники-друзья!
Не сорадоваться встрече нам нельзя.
Вот и свечка на могилочке стоит,
усладительна и радостна на вид:
пламя свечечки колеблется слегка
по причине дуновенья ветерка.
Православные, ну как не сорадеть,
если пасочка с яичком – наша снедь!
Веселитеся, родные мертвецы, —
наши дедки, наши бабки и отцы!
Сядь на лавку, поделися куличом:
дед с отцом стоят за правым за плечом.
Подходи, безплотный дядюшка-сосед,
слушать лучшую на свете из бесед —
в оборении земного естества.
Мы ведь с вами, мы ведь с вами, вместе с ва…
«мужик как будяк на погосте…»
мужик как будяк на погосте
торчит посерёдке пригорка
свои невесёлые кости
архипка артёмка егорка
он вынес на травы простора
хандра ли хондроз ли артрит ли
горбат от вопроса простова
ан нету ответу антипке
он тронет корову за вымя
отринет торчащие ветки
хрен с нами – мы вышли кривымя
но детки но детки но детки
он вспомнит про дочкины косы
про ейные серые глазки
и выкурит три папиросы
травинку сгрызет для острастки
иль выкрутит три самокрутки
сердешной слезе потакая
а что удалась кроме шутки
кровиночка доня такая
и этот шатун кареокий
что патлы до пояса носит
меняет портки как пороки…
остапка стоит на покосе
и видит что твердь голубая
а туча ей сущность иначит
и вспомнив сынка раздолбая
сморкается лыбится плачет
Кузнечик
Елене Буевич и сыну её Ивану
Час настал, отделяющий души от тел,
и застыла ветла у крыльца.
И кузнечик, мерцая крылами, слетел
на худую ладонь чернеца.
И продвинулась жизнь по сухому лицу,
и монах свою выю пригнул.
И кузнечик в глаза заглянул чернецу,
и чернец кузнецу – заглянул.
«Как последняя весть на