Ветры судьбы. Иван Воронежский
глядеть, как эта пся крэв мочится у штаны, – волосатая рука прослабила его дыхание, и незамедлительный удар кованного сапога по ягодицам напомнил ему о необходимости поторопиться.
Постукивая стальным ободом по мостовой, их тачка влетела на территорию гетто.
Будучи двенадцатилетним мальчишкой, он уже начинал понимать неравенство своего положения среди сверстников на улице и поэтому старался избегать их. Старался больше уделять внимания книгам. Его покойная мама Надежда Антоновна Гомельфарб любила хвалить его, поглаживая рукой по голове: «Расти, Яшка, умным. Ты у нас талант и вся надежда только на тебя». И он грыз науку своими еще неокрепшими мозгами.
Их хижина, где на девяти квадратных метрах помещалась вся их семья, стояла по соседству с домом знатного цирюльника Исаава, который благодаря своему врачеванию мог позволить себе содержать этот, как тогда казалось Якову, маленький королевский дворец. После многочисленных эпидемий тифа, одна уцелевшая пятнадцатилетняя дочь хозяина по имени Ракель научила его азбуке и постоянно снабжала его литературой из отцовской библиотеки. Очень много книг пришлось читать по анатомии и строению человеческого тела, сказалась специфика хозяина библиотеки. Ракель была девочкой без комплексов и, что касательно женского тела, без стыда все представляла ему на рассмотрение.
Яшке тогда еще не была понятна её позволительность, и то, что она, не боясь соседского мальчишки, получала от этого своего рода удовольствие, но для него было главным сравнить теорию с практикой. И он, разглаживая своей рукой её шелковистые каштановые волосы, пытался проследить границу между малыми и большими губами, а также пробовал, как упруга промежность. Завороженный сложностью строения он приближался настолько близко, что от странного запаха непроизвольно фыркал.
– Дурак ты, Яшка, – говорила она, – многие мужчины платят деньги, чтобы обонять и пробовать это, ну вроде бы, как сметану.
– Да ну? – удивлялся он.
– Мал ты ещё для понимания, а я уже скоро встану взрослой. Да только не захочет папа Исаав отдать меня за любимого. Придется мне ублажать старенького банкира, и чем старше он будет, тем раньше я стану богатой. Потому что деньги, Яшка, деньги – они решают все.
И быстренько подтянув атласные трусики, она садилась за рояль. Перебирая двумя прелестными ручками белые и черные клавиши дорогого инструмента, она зачаровывала его своей красотой и чистотой души. А за окном цвела сирень, и полонез Огинского гармонично звучал с весенним пением птиц. С каждым её грациозным движением рук и плеч, когда каштановые пряди кудрявых волос откидывались назад, открывая влажный взор карих глаз, ему казалось, что нет на свете ничего лучше, чем «это», что он видел пять минут назад и никак не запомнил зрительно. И нет уже времени даже вообразить, так как музыка увлекала его все дальше и дальше. И казалось, мысли скоро достигнут облаков.
Но вот какие-то странные звуки постепенно