Господин Уныние. Диана Кеплер
предыдущий ответ. Но я всё-таки снова выложил те же карточки.
– Возьми этот лист и выбери любой карандаш, который тебе понравится. Нарисуй мне свою семью, – сказала она, предлагая новое задание.
Вот чёрт. Как будто знает, во что самое наболевшее ткнуть. Все люди только и норовят сделать мне больно.
Я взял чёрный карандаш и нарисовал себя. Максимально схематично и неаккуратно. Мне очень не хотелось выполнять это задание.
– Это ты? А где все остальные? – Уточнила психолог.
– Я не хочу их рисовать. Они не моя семья больше, – угрюмо процеживал я сквозь зубы.
– Ты злишься сейчас?
– Я прошу, дайте мне другое задание, – склонив голову, я закрыл руками лицо.
– Ты не хочешь сказать мне, почему тебе так неприятно рисовать свою семью?
– Нет, – отрезал я.
– Ладно, Константин. У меня есть для тебя последний тест, в котором нужно рисовать: придумай и нарисуй несуществующее животное. Это должно быть животное, которого никогда раньше не было ни в сказках, ни в фильмах, ни в мультфильмах, ни в мифах, нигде-нигде. Вот тебе чистый лист бумаги, выбери любой карандаш, а потом я задам несколько вопросов.
Это тестирование показалось мне намного легче, чем последние два. Я взял простой карандаш и начал проводить много маленьких штрихов, которые образовывали будущую голову существа. Штрихи были еле-еле видны, я прикрыл рисунок рукой от Екатерины, чтобы она не смогла его оценивать раньше времени.
Спустя несколько минут у меня уже вышло бледное двухголовое многоглазое чудовище с шипами и хвостом. Его тело и голова срослись между собой, образовывая диффузное бесформенное нечто. Шипы торчали в разные стороны, зрачков в глазах было практически не различить, рта у существа тоже не было, как и ушей, а хвост находился слева и был опущен вниз. Кожа в некоторых местах походила на волны болотной грязи.
– Оно выглядит не очень счастливым, на сколько мне видно, – сказала психолог. – Как бы ты хотел его назвать?
– Морсмут, может быть, – сказал я.
– Это мальчик или девочка, сколько ему лет?
– Морсмуты – гермафродиты. Они размножаются, как гидры, почкованием. Оно не знает, когда оно появилось, потому что морсмуты не празднуют дни рождения и не отсчитывают время жизни. Но ему уже достаточно много лет. Больше ста. Но, учитывая то, что живут они примерно лет до ста двадцати, большую часть своего существования он уже отбыл.
– Где оно живёт, с кем? – дописывая мои слова в тетрадь, спрашивала девушка. – Есть ли у него близкие?
– Они живут в норах, но рано или поздно из этих нор морсмутов выгоняют огромные черви, от которых шипы уже не защищают, – я показал ладонью на места, где на рисунке были острые грани толстых игл. – Они не поддерживают контактов со своей семьёй, а точнее, с организмом-родителем, потому что он бросает их на произвол судьбы ещё в детстве. Морсмутов очень много, поэтому так задумано, что выживает лишь