Все мои дороги ведут к тебе. Книга третья. Ольга Шипунова
простыней, стоя у самой кушетки над ним, пытаясь отвернуть головку малышки от его лица, боясь ее напугать. Лицо Гриши, его красивое, такое любимое лицо, все было покрыто красной ожоговой коркой. Щелки глаз были зажаты опухшими красными волдырями, от чего глаза были совершенно не видны. На голове местами совсем не было волос, а там, где были, торчали обгорелыми клочками. Оба уха тоже были покрыты кровавыми коростами.
– Его бронемашина под взрывом перевернулась, и его окатило горящим топливом, – пояснил доктор, видя шок на Ольгином лице. – Слава богу, быстро сообразили и сбили пламя песком. Но…
– Глаза, – тихо прошептала Ольга, дотронувшись до Гришиной руки, накрытой простыней. Он ощутимо дрогнул от ее прикосновения, напряженно прислушиваясь к их голосам.
– Волдыри спадут, но вернется ли полностью зрение – неизвестно. Он реагирует на свет, но пока очень слабо, – также шепотом сказал доктор. – И по поводу лица. Часть ожога сойдет, останутся шрамы, готовьтесь к этому. Возможно современное лечение, но это где-нибудь во Франции, а не здесь… Крепитесь, как было, уже не будет, – он с грустью посмотрел на нее.
Но она не смотрела на доктора, а с замиранием сердца смотрела на то, как Гриша повернул голову от его слов, а губы пытались изобразить усмешку, когда он зло произнес:
– Слышала? Как было, не будет! Надо было издохнуть! – кадык его нервно задрожал.
– Тише, тише, – похлопал его по руке доктор и, взяв Ольгу под руку, отвел ее в сторону. Стоя у окна, он несколько секунд смотрел в ее блестящие от слез глаза, а затем осторожно положил свою морщинистую руку на плечо и тихо, вполголоса произнес: – Вы должны быть честны перед ним и перед собой. Поверьте, брать на себя заботу о человеке в таком состоянии, огромная ответственность. Вам нужно все взвесить. Нельзя дать ему надежду, а потом струсить. Вы можете уйти прямо сейчас. Мы что-нибудь придумаем, подготовим все необходимые документы, ему будет назначено пособие. Может, у него есть еще родные?
Ольга закрыла глаза, быстро смахивая слезы, и глубоко вздохнула, крепче прижав к себе дочь. А потом в упор посмотрела на него и прошептала:
– У него есть родные, доктор. Это жена и дочь, – с этими словами она решительно развернулась и двинулась к кушетке, сильнее обнимая Анечку, заставляя себя смело смотреть на Григория.
Доктор отошел к высокому окну, присев на белый подоконник и закурив, наблюдая за тем, как Ольга вплотную подошла к Грише. Страх перед тем, что он мог снова попробовать покончить с собой, давил сильнее всего. Касаясь его руки, она склонилась к его уху, покрытому ожоговой коростой, и быстро зашептала:
– Все будет хорошо, Гришенька. Не оставляй меня одну. Вместе мы справимся со всем, слышишь? Ты нужен мне, больше воздуха, больше света дневного, не гони меня, не гони меня, милый мой, – голос ее дрожал, а сама она корила себя за то, что все эти слова были не те, слабы и неубедительны.
– Справимся? –