Дети распада. Александр Степаненко
Чем ты недоволен?!
– Да ничего. Пораньше еще могли?.. – пробурчал было я, но, не желая слушать нотации Багровой, поспешил добавить: – Я приду, приду.
– Ну хорошо, давай! – грозно сказала она. – До завтра, в общем. Мне тут еще пятьдесят человек обзванивать.
Видимо, она хотела услышать от меня что-нибудь о собственном героизме, но я поспешно сказал «пока» и положил трубку.
Хочу я в поход или нет, я не знал. Наверное, хотел бы, если бы пошла Ирка. Но ее почти наверняка не отпустит ее мамаша. Непонятно было, как она на эти выходные-то выпросилась. Если еще и в поход – получится двое выходных подряд. Нет, однозначно не отпустит.
А без Ирки? Без нее мне было, кажется, лень. Да, именно лень. То есть мне и с ней-то было лень, но из-за нее я был готов эту лень преодолеть. А без нее – что там делать-то?
Я пошел на кухню и сварил себе макароны. Сыра, чтобы посыпать их, в холодильнике не было. Не было там и ничего мясного. Я полил макароны подсолнечным маслом и начал уныло жевать их, когда опять зазвонил телефон. Звонок был какой-то грустный.
Я бросился в комнату, но это опять была не Ирка. Это был Петро. Он кашлянул в трубку и молчал, но и этого хватило, чтобы я узнал его.
– Ну чего ты? – раздраженно сказал ему я, так и не дождавшись от него ни слова.
– Помираю! – хрипло сообщил мне он.
– Чего это? – задал я вопрос, который, как мне казалось, он и хотел услышать.
– Помираю, говорю! – повторил он, решив, видимо, что я переспрашиваю. – Голова болит… вертолет11, сука… спать не могу.
– Говорил я тебе: не пей столько… – сказал я и подумал, что сам бы за такие слова и в таком состоянии, наверное, плюнул бы в рожу кому угодно, даже и Петро.
Но Петро, видно, был совсем без сил. В ответ он лишь промычал что-то невнятное.
– Пойдем прогуляемся, – сказал я. – Давай, зайду за тобой через полчасика. Сейчас макароны вот доем.
В трубке сначала охнуло, потом стукнуло. Потом раздались еще какие-то удаляющиеся звуки.
– Эй, ты чего там? Алло! – позвал я.
Ответа не было, но мне показалось, что я услышал звук, похожий на рев медведя где-то в глубине дремучего леса. Я сообразил, что упоминание макарон было явно не к месту и, не надеясь уже на ответ, нажал на рычаг.
Сбить мой аппетит Петро не удалось; даже наоборот, мне почему-то захотелось есть еще больше. Я вернулся на кухню и закончил с макаронами, запив их чаем с рафинадом вприкуску. Слава богу, хоть сахару было полно: на днях отец отхватил где-то пять кило.12
После обеда к Петро я пошел не сразу. Читал: сначала дочитал про армию, потом начал «Тучку»13 и, увлекшись, опомнился не сразу.
На улице было жарко, но жару я любил больше, чем мороз. Мне казалось, что жара – добрая, а мороз злой.
В соседнем корпусе я поднялся на восьмой этаж и позвонил в дверь Петро. Дверь он открывал долго: наверное, все же заснул; но, по его виду, лучше ему не стало. Он был бледен, лоб покрыт испариной, и вообще выглядел как-то грязновато. Казалось, он еле стоит на ногах от слабости.
– Ну
«Вертолет» – похмельное состояние, когда при закрытых глазах создается тошнотное ощущение полета по кругу.
Имеется в виду сильный дефицит сахара, характерный для последних лет советской власти.
«Тучка» – повесть писателя А. Приставкина «Ночевала тучка золотая». В СССР долгое время не издавалась из-за табуированности темы насильственного переселения народов в годы советской власти. Была опубликована в журнале «Знамя» в 1987 году на волне разоблачений преступлений сталинского режима. Повесть, поднимающая важную и острую тему в довольно однобоком, тенденциозном ключе, активно использовалась антисоветской и диссидентской пропагандой; была, соответственно, крайне популярна среди фрондерски настроенной интеллигенции; в 1989 году по ней был снят одноименный фильм.