Неохазарус. Мурат Юсупов
только об одном: спрятаться в укромном месте, и чтобы никто не приставал, наедине со своим парением. Просто но похоже на правду, но как часто бывает через какое то время покажется на-глой ложтю. А что я нашел в ней? Она настоящая, сильная, и скорее честная, чем наоборот… но непокорная, а раньше мне было все равно, я не думал, ка-кая она, и почему многие говорят, завистники… я был ее беглый раб и ее устраивало. Он вспомнил ее еще по-девичьи откровенные слова: «Ох и тя-жело бы тебе пришлось, если б я тебя не любила». Вот и пришлось вспоми-нать ее слова, понимая, что глупо держать их в себе, ожидая момента, и еще глупее серьезно относится к ним, потому что она сама не знала что хотела этим сказать, толи как я сильно тебя люблю и хочу, а толи никогда не раз-люби меня, ради себя же потому что я превращусь в такую мегеру! Да уж напугала… не забывайся я твой хозяин детка и без меня ты… а в прочем са-ма думай кто ты без меня… а интересно что ты скажешь… знаю знаю само-мнение у тебя на высоте, ты этим не страдаешь страусенок.
Она думала, что я положу к ее гладким безволосым ногам кристалличе-ски-холодную, сейфообразную, забитую ассигнациями Москву, как положил себя в сумку последней из сумчатых волчиц, прячущихся в дебрях Тасмании, и она верила в мою жертвенность, которая и в правду жила во мне, но не тут-то было: я не пожертвовал собой до конца, по-настоящему на сто процентов, я был рассеян и не настолько алчен, чтобы кинуться на буржуя с криками «А поделиться, бистро, шнеллер!» и не так это легко, как казалось. Гравитация и трение сделали свое дело, и вдруг выдохся, и сгорел в атмосфере, неожидан-но для себя и буднично для остальных, на взлете – катастрофа Шатла, а куда уж против сгоревших заживо, вот тебе и возраст Христа, вот тебе и Сидд-хартха с Иосифом и Мухаммадом…
Озадачили, все перевернули, санкционированный обыск мозгов и души, протрясли, как кот Базилио Буратино, а новых сил не нашли, – плохо искали, без настроения, без почина и аккорда. Преснятина… А поострей? Во мне притаилась пустота, приправленная Хагакурэ. Нескромно? Нагло и безответ-ственно. Хотя откуда мне знать на что я способен.
Ума вдохновляла даже своим мертвецким светло-сиреневым, а иногда насыщенно свекольным лицом и питала со своего стола, и переливала остат-ки того, что в нее было налито под видом розового масла и испарялось жид-ким азотом, и от ее утечек голова мерзла и трескалась, обнажая приторно ро-зовый обман, и я стартовал, извиваясь как гибкий головастик-сперматозоид, расталкивая толпу, стремился к своей яйцеклетке, стремился зацепиться и оплодотворить, но часто ключ не подходил к дверке и приходилось искать заново.
И теперь не вижу, не знаю, почему в ней иссяк родник, или я столько пил водки, что, не заметив, выпил и ее, и она иссохла и я один, как тысячи голов жаждущего африканского стада, и что-то худощаво волосатое, запущенное, совсем не ее, для меня… и я повис, как старый, оборванный алюминиевый обесточенный, без вольта напряжения, провод, с потрескавшейся от времени изоляцией. И догадываюсь, что все, что