Свет мой. Владимир Владимирович Ткаченко
Меч воина лишает жизни обоих.
– Ох, и горазд же ты рубиться, Ляксандр! В бытность свою при дружине княжеской всяких лихих рубак дружинных я повидал, однако же такого, как ты зрю впервые, забери меня ростовский водяной! Сие же надо одному восьмерых лиходеев на дно пустить, упокоить стало быть! В селе про то, кому поведаю – так не поверят! Да! Коли бы я тебя ноне не встретил – лежать бы мне заместо их на сей дорожке кверху брюхом! – тяжело дыша, он показывает на мертвых лиходеев. Благодарствую и милости прошу тебя: греби ко мне ноне в гости! – Санко, извиняется:
– Прости, друже, служба.
Зимняя история
Зимнее утро. Невеликий мороз. Вдоль дороги стоят припорошенные инеем лесные деревья, напоминая новогоднюю сказку. Морозное дыхание коня и всадника, цокот копыт по скованной морозом дороге, редкие птичьи голоса разбавляют тишину и безлюдье зимнего леса.
Санко скачет размеренной рысцой в одиночестве. Одет в праздничный костюм: Он не успел переодеться, потому что очень торопился. По завершении дела, а он был послан гонцом к Пронскому князю, хотелось заскочить домой порадовать родных.
Неожиданно в стороне от дороги раздается шум, звуки борьбы, звериное рычание и странно веселый человеческий голос. Голос этот явно один. Он и бранится, и смеется, и сыплет частушками, пословицами и поговорками. Вдруг на высокой ноте раздается собачий взвизг боли и следом яростное рычание нескольких звериных глоток. Санко поворачивает коня на шум и осторожно углубляется в чащу. Вскоре его глазам предстает такая картина: небольшого роста мужичок с густой широкой бородою, прижавшись спиной к стволу дуба, с веселой удалью отбивается топором от трех здоровенных волков. Четвертый с перебитой лапой лежит на снегу, зализывая рану.
Привыкший к быстрым решениям в бою, Санко мгновенно достает из-за спины лук (он держал его с натянутой тетивой на всякий случай, мало ли что в дороге случится) и первой же стрелой убивает вожака. Остальные трое хищников убегают, раненый – на трех лапах.
Мужик затыкает топор за пояс и, прищурившись, спрашивает:
– Кто такой будешь?
– Человек проезжий, Пронском и Москвою между. Коли хочешь, можешь звать Ляксандром.
– А меня дядька Осмол зови. Рад знакомству. Пригласил бы тебя в гости, да кобылка моя с привязи-таки сорвалась и со страху убегла. Я-то, зришь, ее из телеги выпряг, да привязал за сучок к дереву, дабы в упряжи не иззябла, а сам вот по дрова. Теперь не ведаю, как и до дому доберусь!
– Сие не беда, дядя Осмол, сей миг моего конька запряжем, да на нем и поедем.
***
Они весело в санях подкатывают к небольшому домику с высокой шапкой снега на крыше, горланя на два голоса частушки. Дом окружают яблони, все в нежном пушистом инее, подчеркивающем их ветвистую причудливость. Между ними по дорожке в наскоро надетых валенках и накинутом расшитом узорчатом полушубке с воротником из темной с проседью лисы и такой же черно-бурой шапочке спешит юная