Абхазия. Это моя земля. Киберпутеводитель. Иван Мордвинкин
помнил и это), а теперь, омытые и округлые, они больше походили на громадные мокрые тыквы. Он собрал их в кольцо, и лодка оказалась посередине небольшой уютной заводи. Маяк сделал это, сам того не ожидая, словно повинуясь только что открытому, новому для него закону существования. Она моментально перестала плакать и несколько даже испуганно прошептала:
– Это… что… это… ты сделал?
– Да…
– Это… ты меня… обнял? – изумленно только и смогла произнести она.
– Да, похоже на то. – Казалось, он был смущен. Ему очень хотелось, чтобы ее вопросы на этом закончились. Хотелось избежать всякого рода «почему?» и «зачем?»
Но она не стала спрашивать. Лодка прильнула бортом к гладкому камню и замурлыкала. Она больше не плакала.
– Я не знала, что ты можешь такое.
– Я тоже. Это вышло как-то… само собой.
– Ну не знаю, сами собой такие камни никогда не сдвинутся с места.
Весь день так и прошел. Они снова разговаривали о незначительных вещах и старались не касаться больной для нее темы. Она попросила его не раздвигать обратно камни – слишком уж было тепло среди них. Порою просто молчали. Маяк чувствовал, как ее борт касался камня, и думал: «Неужто за эти века я настолько проник в скалу, настолько пророс, что уже и камни стали моим продолжением, моими органами чувств, через которые я теперь могу воспринимать этот мир? Смог бы я узнать это, не окажись здесь эта лодка? Сегодня я сделал то, чего не делал никогда прежде, даже не думал, что способен на такое. Удивительно, да и только!»
И уже вечером, после заката, она вдруг спросила:
– У тебя есть секреты?
Маяк задумался.
– Пожалуй, есть…
– Расскажи… Ну пожалуйста… Какой-нибудь самый маленький, незначительный секрет… Расскажи.
Ему ничего не стоило рассказать. Упорствовать не хотелось. Он выдал первое, что пришло в голову:
– Когда меня отправили в отставку, то на самом верху, в фонарной будке, в особой кладовой осталось несколько бочек масла. Может, про них забыли. Не знаю. Либо же выгоду от них сочли совсем незначительной по сравнению с теми усилиями, которые пришлось бы затратить на спуск этой тяжести. Я помню, каких трудов стоило людям затащить их наверх. Это было неизбежно, поэтому всегда старались полностью набить кладовую бочками доверху, чтобы всегда оставался запас. Как бы то ни было, они и по сей день там.
Лодка улыбнулась:
– Думаю, это подарок тебе на память. Чтобы ты не забывал, что значил для всех этих кораблей, для всех этих людей, что ты спас когда-то. И знаешь, хорошо, что тебя заперли, иначе эти бочки давно бы опустели, до них непременно нашлись бы охотники, что по кружке опустошили бы тебя. Может, это и есть твое сердце, твоя мудрость, твоя суть?
Ночью лодке показалось, что камни вокруг нее словно сжались еще плотнее. Маяк вроде спал, не мог же он в самом деле и во сне двигать камни, ведь на это требовалось