Абхазия. Это моя земля. Киберпутеводитель. Иван Мордвинкин
свойство этих пустых разговоров. Они стирали различия. И вот уже такие разные, маяк и лодка, разговаривая по сути ни о чем, находили все новые и новые темы для этого. В них не нужно было делиться сокровенным, не нужно было поднимать сложных мыслей, которые неизбежно бы вскрыли всю пропасть между собеседниками. В этом была и ущербность, но одновременно и неоспоримое благо их поверхностной беседы. Они говорили о приливах и отливах, об этой тихой бухте, о рыбе… Посмеялись над суетливыми крабами. Маяк показал ей фокус, которому научился давным-давно. Он умел создавать вибрацию своим основанием, отчего все вокруг сотрясалось мелкой дрожью. В этот момент испуганные крабы, выпучив глаза, разбегались по щелям или в панике кидались в спасительное море. Было смешно, и она смеялась. Маяк вдруг поймал себя на туманной мысли, что ему приятно, когда она смеется. У этих незначительных тем было лишь одно качество, которое роднило их с темами глубокими – они практически не заканчивались.
Когда наступил закат, они оба молча смотрели на него, провожая в море красное яблоко солнца. Потом лодочка еще говорила что-то, когда маяк задремал. С тех пор как в нем перестали разводить огонь, у него возникла привычка спать по ночам. Раньше он не мог себе такого позволить и засыпал лишь на рассвете, когда неустанное ночное бдение было более не нужно.
Маяк проснулся утром. Он не спеша оглядел идеальную линию синего горизонта и вдруг, вспомнив вчерашнее событие, встрепенулся и глянул вниз. Она была там. Лодка спала, мерно покачиваясь на спокойной воде, по-прежнему привязанная к берегу. Время было раннее, но прочие рыбаки уже давно вышли на промысел. А она была там. Он смотрел на нее, и она заворочалась, просыпаясь. «Странное все-таки у них свойство, – подумалось маяку. – Просыпаться от взгляда».
– Доброе утро, – протянула лодка спросонок.
– Доброе, – ответил маяк. – Уж не думал, что застану тебя. Похоже, хозяин твой – тот еще лентяй. Все давно уже в море, а твой так за тобой и не вернулся.
– А он и не вернется, – словно равнодушно ответила она.
– Это почему? – Маяк был явно обескуражен. – Мы проговорили с тобой вчера весь день, но ты ничего не рассказала об этом.
– О! А я думала, что ты все знаешь, – съехидничала лодка. На самом деле ей не хотелось говорить ему колкости. Он был ни при чем. Ее сарказм, хотя внешне и адресовался маяку, был скорее проявлением досады на собственную судьбу и направлен совсем на иной, но недоступный в данный момент объект. Извинившись, она продолжила:
– У него теперь новая лодка. Он сделал ее своими руками на моих глазах. Я долго смотрела на то, как день за днем он с особым рвением работал над ней. Он молодец, справился, хотя это было не просто. И вот сегодня он должен был спустить ее на воду. И самое неприятное во всем этом, что, как бы я ни злилась, как бы ни оплакивала свою судьбу, я не могу не признать, что эта новая лодка – она куда крепче