Кощей. Обречённый на вечность. Алисандра Тиль
в своих движениях, потянулась к её косе. Он бережно взял золотистые пряди, словно они были сделаны из солнечного света. Кончики волос скользили между пальцами как шелк. Василиса замерла, не смея шевельнуться. Её сердце билось так громко, что, казалось, было слышно даже птицам, начинающим свою утреннюю песню. Еремей поднял глаза, встречаясь с её взглядом. В васильковой синеве её глаз отражалось восходящее солнце, превращая их в два драгоценных камня.
"Летним днем," – его голос был тихим, но твердым, – "я приду к твоему дому. Привезу телегу редких трав и охапку васильков…" Он сделал глубокий вдох. "И женюсь на тебе, Василиса. Дождешься меня?" Румянец разлился по её щекам, словно утренняя заря по небу. Она резко выдернула косу из его рук, но не от гнева – от смущения и волнения, что переполняли сердце. "Дурак ты, Ерёма," – прошептала она, опустив глаза, но в голосе звучала нежность. "Дождусь я тебя, сердцу моему ты мил." В этот момент солнце наконец поднялось над горизонтом, заливая всё вокруг золотым светом. Птицы запели громче, словно празднуя данное обещание. Даже река, казалось, зажурчала веселее.
Первое испытание их любви пришло, когда в деревню приехал богатый купец Владимир. Въехал в деревню на тройке вороных, сбруя звенела серебром, а сани были устланы медвежьими шкурами. Весь его облик кричал о богатстве – расшитый золотом кафтан, перстни на каждом пальце, шапка из чернобурки. Он приехал за травами для больной матери, но, увидев Василису, собирающую снег для отваров, забыл о цели своего визита. Еремей видел, как богатый гость смотрел на его любимую – жадно, словно на дорогой товар. Сердце молодого плотника сжималось от боли и ревности, когда купец день за днем приходил к дому травницы, неся богатые подарки. "Пойдешь за меня," – говорил Тимофей, расхаживая по избе, – "будешь как царевна жить. В городе у меня терем каменный, слуги, кареты. Каждый день новый наряд носить станешь." Яромила, мать Василисы, украдкой вытирала слезы, глядя на богатые дары. Сколько лет она билась, чтобы прокормить дочь, сколько ночей не спала, думая о её будущем. А тут такое счастье – богатый жених, уважаемый человек. "Доченька," – говорила она по вечерам, – "подумай хорошенько. Жизнь-то не сказка, достаток важнее любви. Вон, Еремей твой, что он может дать, кроме своих деревянных поделок?" Еремей же изводился от ревности и бессилия. Каждый вечер он приходил к их дому, но всё чаще заставал там купеческие сани. Руки его грубели от работы – он брался за любой заказ, пытаясь скопить денег на свадьбу, но как тягаться с купеческим богатством? Однажды вечером он не выдержал, подкараулил Василису у колодца: "Уедешь с ним?" – спросил глухо, не глядя в глаза. "Я пойму… Он может дать тебе всё, а я…" Василиса оборвала его речь неожиданно просто – прижалась к его груди, где билось измученное ревностью сердце: "Глупый ты, Ерёма. Все его богатства – прах перед твоей любовью. Что мне его каменные хоромы, когда ты мне терем из своей заботы строишь? Что мне его жемчуга, когда твои глаза на меня с такой любовью смотрят?" На следующий день, когда