Скорбная песнь истерзанной души.
В чём дело? Я постоянно думаю о ней. И как же мне теперь быть?». Я сидел в кресле, откинувшись на спинку, глядел в потолок и, как это часто бывало прежде и будет в дальнейшем, мучил себя вопросами, не слишком утруждая себя поиском ответов, заранее зная, или скорее предчувствуя, предвосхищая отсутствие оных где-либо, у кого-либо.
Без конца думать о Ванессе было приятно и в то же время мучительно. Приятно, так как я впервые в жизни испытал всю грандиозность трансцендентности, нечто вроде астрального выхода из тела, я стал чем-то большим, чем я есть, мир больше не вращался вокруг меня одного; а мучительно, поскольку я не мог это прекратить, то чувство захватывало меня целиком и было неподвластно моей воле.
В 13:00 я спустился в гостиную, сел на диван и попеременно смотрел то на часы, то на телефон.
«Наверное, уже можно», – говорил я себе. И тут же отвечал:
«Нет, стоит ещё немного подождать».
«Зачем?»
«Ну а вдруг она ещё не вернулась из школы? Наверняка ведь она учится в школе».
И я ждал, ждал и ждал. Весь мир, вся вселенная перестала существовать. Погасли звёзды, в пыль разлетелись планеты, исчезли дома, машины, люди. Были только часы, телефон, цифры его номера – 732-498-53 – и девушка в длинном чёрном платье по имени Ванесса. В какой-то момент, правда, возникла мама. Она вернулась… не помню, где она была. Ходила куда-то по своим делам с утра. И войдя в дом, удивилась, увидев меня. Немного испугалась даже.
– Ты что тут делаешь? – спросила мама.
– Я тут живу, – ответил я тихо и спокойно, или скорее отстранённо, медленно проговорив последнее слово по слогам.
– Понятно. Очень остроумно. Но я спрашиваю, почему ты не в школе?
– Потому что я туда не ходил, – ответил я в той же манере.
– Не ходил?! – возмутилась мать. В левой руке у неё был коричневый бумажный пакет, который она прижимала к груди, а в правой – бежевая холщовая сумка с нарисованной на ней огромной пчёлкой. Поставив всё на пол, мама подошла ближе ко мне и спросила: – Как это не ходил?
– Мне стало плохо, – соврал я и удивился тому, насколько легко мне это далось.
– Что с тобой такое?
– У меня разболелась голова, – продолжал сочинять я, но мама прервала меня:
– Нет-нет, я о другом… что с тобой вообще творится?
Я удивился, услышав этот вопрос, и посмотрел на неё. Всё вернулось, всё было на месте. Не только телефон и часы. Я не ответил ей. Я не знал, что ответить. И лишь смотрел на неё, слегка нахмурившись.
Мама села рядом со мной и сказала:
– Понимаю… в последнее время я была сама не своя. И это длилось так долго… – она старательно подбирала слова. Я заметил, что ей по-прежнему тяжело откровенно говорить со мной о чём-то подобном. Вернее, я вижу это сейчас, когда вспоминаю об этом, когда вижу в памяти те мгновения. – Но я никогда не забывала о тебе, думала о тебе каждую ночь. Да-да, знаю, ты наверняка скажешь, что не чувствовал этого. Тебе наоборот казалось, что я тебя бросила, забыла о тебе. Только это не так, клянусь! А сейчас я вообще