Лазутчикъ. Часть I. Филипп Марков
разряда, дальше поглядим по состоянию.
Эту ночь Георгий провел в калейдоскопе полудремы. В одну секунду перед ним стояла его возлюбленная Лиза почему-то в одном светлом платье зимой с босыми ногами на снегу. Она загадочно улыбалась, как вдруг на нее пламенем обрушился немецкий «чемодан». Сквозь клубящийся дым Георгий пытался разглядеть ее. Он протянул руку к стоящему спиной силуэту. Человек резко развернулся, и Георгий в ужасе отпрянул. На него смотрел обгоревший и окровавленный поручик Лемешев. Он схватил Георгия за рукав и начал сжимать его крепче и крепче. Артемьева сковало ледяным ужасом. Он зажмурился и открыл глаза, как вдруг видение исчезло. Перед глазами была лишь больничная палата, переполненная звуками храпа раненных. Артемьев нащупал рукой нательный крест и начал шептать про себя молитву, пока вновь не забылся.
Каждый день Артемьеву ставили уколы. Лихорадка вскоре спала, и он начал идти на поправку. Время в госпитале тянулось долго, текло, словно медленный застывающий ручеек. Артемьев изредка поддерживал разговор с остальными раненными, в основном же держась особняком, пребывая в некой отстраненности, глубоко погружаясь в собственные думы.
Георгию пришло в голову, что он и вовсе успел позабыть о том, что такое мирная жизнь, что такое стоять на месте без маршей, идти не в строю, не слышать визг снарядов и свист пуль. Большинство из тех, кто не остался калекой после ранения, были рады пребыванию в госпитале и тому спокойствию, которое он им предоставлял. Но Георгию было не по себе, какое-то странное чувство скуки, словно назойливый зуд, преследовало его повсюду. Он пробовал писать письма, но раз за разом комкал и выкидывал их в ведро. День ото дня Артемьев слонялся по коридорам, подшучивая над сестрами милосердия, проходившими мимо, отчего они застенчиво хихикали, но делал это скорее дежурно, без особой радости, чтобы хоть чем-то развлечь себя.
Все было буднично, рутинно и однообразно пока в один из дней Артемьеву не принесли почту. Почтальон вручил Георгию два конверта. От дядюшки и от Лизы. Последний раз Георгий писал им несколько месяцев назад после боя у фольварка Калишаны-Камень. Артемьев засомневался какой из конвертов открыть вперед, – а, была не была. Пусть первым будет дядюшка, хорошее оставим на потом, – подумал Георгий и распечатал первый конверт.
Артемьев развернул ровно сложенный лист бумаги, где очень аккуратным почерком писал ему Ефрем Сергеевич:
«Дорогой мой племянник!
Весьма рад был получить от тебя весточку и знать, что ты жив и здоров. Я сердечно поздравляю тебя с повышением в звании и первой наградой.
У нас все спокойно настолько, насколько это возможно в военное время. В городе устроили лагерь военнопленных, которых держат под строжайшей охраной. Цены поднялись, мужиков мало, трудятся все больше женщины. Твой братишка за время твоего отсутствия подрос, стал весьма серьезен и ответственен. Своей матушке он помощник и заступник.
Мои