Сказки. Юрий Борисович Шершнев
временем, осторожно пальцами обеих рук трогал острия висевших на стене клинков.
– До чего ж остры, – сказал парнишка, глядя восхищёнными глазами на диковинное оружие. – А в сундуке что? – он положил ладонь на высокий сундук.
– В сундуке? – переспросил мельник. – В сундуке одежда всяко разная, – Архип подошёл и поднял довольно тяжёлую крышку. – Не знаю, давненько не заглядывал, может уже и поистлела вся.
Из чрева сундука пахнуло затхлой одеждой. Он был заполнен наполовину и от того казался ещё глубже, чем был на самом деле.
– Вот, – Архип извлёк из сундука ярко-красные шаровары. – Не знаю, откуда, но по всему видать – не наши: широки, больно и цветасты сильно.
– А вот, смотри, дядь Архип, – Прошка склонился над сундуком и достал из него крепкую белую рубаху дружинника. – У отца такая же была.
– Ну, а что ж?! – Архип внимательно осматривал рубаху, которую Прохор держал в руках. – Рубаха отличная. Ко мне люди разные захаживали, были и дружинники. Видно, кто-то из них и оставил мне. Простирнёшь и носи на здоровье. Погляди после, может ещё чего тебе в пору будет.
– Ага, – согласился Прохор, бережно сворачивая подаренную рубаху.
Показав воспитаннику травы и рассказав ему, где развесить и разложить собранные сегодня, они покинули сарайчик.
После, сидя за вечерним чаем под песню сверчка и плеск мельничного колеса, Прошка всё никак не мог выговориться Архипу, восхищаясь увиденным оружием.
– Испробуешь его, сынок, обязательно всё его испробуешь, испытаешь. Обещаю, – сказал мельник восхищённому парнишке. – Желание твоё и страсть к оружию понятная, ведь воином тебя растили. Воин растил, коим был твой отец. Я ж, посильно дам тебе знания, что сам имею. А ты, Прохор, руку тренируй, терзай её занятьями, неустанно. День ко дню – вспомнишь всё, чему тебя учили. А дальше, жизнь сама подскажет, да путь тебе твой собственный укажет.
– Ясно, дядь Архип.
– Ну, вот с завтра и приступим с тобой, Проша к учению.
– Хорошо, – с готовностью согласился Прохор. – С завтра и начнём!
Глава четвёртая
День подходил к концу. В труде и учении время пролетало быстро. Вот уж целый месяц убежал, пока постигал Прошка премудрости изготовления травяных настоев и чудесное действие исцеляющих раны, мазей. Он смастерил деревянный меч, и по совету дядьки Архипа, сделал его тяжелее железного аж в два раза. Тренируя руку, Прохор вспомнил всё, чему учил его отец. Опробовал он всё диковинное заморское, чужое оружие, что висело в сарае. И для себя Прохор решил, что удобней родного меча, оружия не найти. И формой своей – «лучом», и длиной, и весом, всем был родной, славянский меч сподручней, ловчее заморских клинков. Он и в ладонь ложился, как влитой, и разил, куда рука посылала. А чужое – больно мудрёное было, не под его плечо и руку.
Прохор, уставший за день, отужинав с Архипом щами и крепко распаренной кашей, сказал, что пойдет, пожалуй, прилечь, уж больно за минувший день натрудился. Забравшись в постель, Прошка едва закрыл глаза,