Тьма, Огонь и Пепел. Антон S.A
из чешуи дракона лишь подчеркивал грудь, полную и упругую, с сосками цвета обсидиана, прикрытыми цепочками из черного золота. Лицо – скулы, острые как клинки, губы – разрез раны, влажный и алый, глаза – вертикальные зрачки в оправе янтарного огня. Ее дреды, черные с прожилками серебра, спускались до поясницы, смешиваясь с тенями.
– Грак’зул Пожиратель Пепла, – ее голос был как шелест шелка под ножом. – Ты пришел за тем, что сожжет даже твою душу.
Орк остановился, ощущая жар, исходящий не от пещеры, а от нее. Его рука сжала рукоять ножа, но Ил’тара лишь рассмеялась, встав. Каждое движение ее тела было танцем – мышцы играли под кожей, живот, плоский и жесткий, мерцал в свете кристаллов, а между ног, прикрытое лишь полупрозрачной тканью, темнело обещание, от которого кровь ударила в виски.
– Артефакт зовется Сердце Первого Пламени, – она приблизилась, запах ее кожи – смесь дыма и горького миндаля. – Он погребен в Утробе Вечного Жара, где даже тени плавятся… Но цена…
Ее пальцы скользнули по его нагруднику, оставляя следы инея на раскаленном металле.
– Ты.
Он хрипло засмеялся, но в горле пересохло. Ее рука опустилась ниже, к его поясу, и мир сузился до биения двух сердец – его, яростного, как кузнечный молот, и ее, размеренного, как тиканье часов смерти.
Они сошлись без слов. Ее губы впились в его шею, оставляя кровавые метки, зубы скользили по мускулам груди, пока он рвал ткань, скрывавшую ее плоть. Ее грудь, тяжелая и упругая, заполнила его ладони, соски затвердели под пальцами. Она прижала его к стене, ее бедра сомкнулись вокруг его талии, а ногти впились в спину, выцарапывая руны. Каждое движение было битвой – ярость против хитрости, сила против изощренности. Даже когда она взмыла над ним, ее спина выгнулась, как лук, а дреды смешались с пеплом воздуха, в этом не было слабости. Только голод. После, когда пещера наполнилась тишиной, прерываемой лишь их дыханием, Ил’тара провела пальцем по его груди.
– Иди к Жерлу Скверны, – шепнула она, и на его коже вспыхнул символ – сплетение змей и пламени. – Но помни: огонь, который ты разожжешь, сожрет и тебя.
Он ушел, не оглядываясь, не заметив, как кожа торговки затрещала, обнажив под ней чешую. Как глаза ее стали полностью черными, а из спины выросли шипы, прорывая плоть. Как тень за ней обрела форму рогатой фигуры с крыльями, обтянутыми кожей мертвых поэтов.
– Скоро, милый, – прошипела она, сливаясь с мраком. – Твоя Зарг’ра тоже почует зов… И тогда вы станете дровами для моего костра.
Ее смех остался в пещере, как шрам на реальности, а где-то в Пепельных Пустошах задрожала земля. Барабаны Кровавого Холма пробили разок – предупреждение, которое никто не услышал.
Лабиринт Шепчущих Теней встретил Зарг’ру холодом, который пробирался сквозь кожу, цепляясь за кости. Стены здесь были сложены из черепов, чьи глазницы светились тусклым зеленым светом, а шепот мертвых сливался в гул, похожий на рой ос. Зарг’ра шла, бедра плавно покачиваясь