Семя дракона. Эльза Гронкьяер
Он лежал на широкой кровати, застеленной грубыми шкурами горных медведей, их жёсткий мех колол кожу, а мягкие перины под ним казались насмешкой над его страданиями. Глаза, налитые кровью, с трудом разомкнулись, и он уставился в высокий потолок, где фрески с драконами в полёте будто шевелились в его мутном взоре.
– Что за чертовщина? – прорычал он, голос хриплый, как скрежет камня о камень. Память подло подсовывала обрывки ночи: кубки, до краёв полные тёмного, как смола, вина, раскатистый смех, громкие песни и… клятва. Его мозг, замутнённый похмельем, с трудом цеплялся за воспоминания, но одно всплыло ясно: надрез на ладони, кровь, капающая на древний камень, и слова, что связали его судьбу с судьбами других королей. Рука сжалась в кулак, и он ощутил тупую боль в ещё не зажившей ране. – Договор, – пробормотал он, и его лицо исказилось гримасой, в которой смешались ярость и отвращение.
Громмаш сел, и мир вокруг качнулся, как палуба корабля в шторм. Он зарычал, едва не рухнув обратно, но упрямство – его вечный спутник – удержало его. Рядом на столе стоял кувшин с водой, и он, не раздумывая, схватил его и вылил содержимое себе на голову. Ледяные струи стекали по шрамам на его широком лице, смывая липкий пот и принося мимолётное облегчение. Шатаясь, он поднялся и подошёл к окну, распахнув тяжёлые ставни. Горы Эребора предстали перед ним во всём своём суровом величии, но сейчас они казались лишь фоном к его внутреннему хаосу.
– Что я наделал? – пробормотал он, глядя на заснеженные пики. Вчера, поддавшись хмелю и громким тостам, он подписал договор, не обдумав последствий. Мысль о Громмире, его дочери, которую он обещал отдать в жёны дракону, полоснула его, как клинок. – Она меня убьёт, – хрипло рассмеялся он, но смех тут же утонул в приступе кашля. Он не доверял никому: ни Астароту с его чешуйчатой гордыней, ни Тарвину с его человеческими слабостями, ни Сильванору с его эльфийской хитростью. "Эльфы – лживые змеи, люди – трусы, а драконы – твари, что сожгут нас всех," – думал он, стиснув кулаки. Но договор был скреплён кровью, и его нарушение означало войну. "Может, это и к лучшему," – буркнул он себе под нос, хотя вера в это была слабой, как утренний свет.
Тарвин, король людей из Эльмарина, пробудился от резкого стука в дверь. Его лицо было уткнуто в подушку, волосы спутаны, а голова пульсировала, как будто внутри неё кузнецы били молотами по наковальне. Каждое движение отдавалось острой болью в висках, и он застонал, не поднимая головы:
– Войдите.
Дверь скрипнула, и в покои вошёл Лорд Эдгар, его советник – худощавый мужчина с острым, как лезвие, взглядом и тонкими губами, всегда готовыми изогнуться в лёгкой насмешке.
– Ваше Величество, вы… э-э… в порядке? – спросил он, окидывая взглядом разгромленную комнату: опрокинутые кубки, разбросанные одежды, остатки недоеденной дичи на полу.
– В порядке? – Тарвин с трудом сел, потирая лоб, липкий от пота. – Я чувствую себя так, будто меня переехал дракон. Что это было за вино?
– "Кровь дракона," – ответил Эдгар, едва сдерживая улыбку. – Древнее, крепкое. Вы… вы подписали договор,