Труха. Мартин Брунов
и через неделю – всё повторится и будет продолжаться до тех пор, пока это колесо не подскочит на камне и не развалится при приземлении в труху. Чензе задавал настолько банальные порой вопросы, что, начиная свой ответ правильно, мне нужно было подловить момент, чтобы ответить неправильно и остаться в тех же дураках. Лишь на пару вопросов, которые действительно казались мне интересными, я дал развёрнутый и грамотный ответ.
Меня начало привлекать внимание к тому, что Чензе, несмотря на моё поведение и явную игру, оставался спокоен: «Нетипичное терпение», – подумал я и был настроен на то, чтобы встать и уйти, а не ожидать очередного выговора и не затягивать это бесполезное дело. Появилась мысль, чтобы вовсе перестать приходить в университет и не тратить своё время на то, что мне не нравится. Этот факультет я ненавидел, он был мне не мил и навязан чужой волей. За меня всё было решено, и вот он результат – в виде моих ежедневных беспрерывных мучений, где я каждый раз в конце дня терплю поражение и вынужден терпеть унижение. Спасибо матери! Свою вину я наотрез отказывался признавать, ибо, полностью зависимый от её воли, уступил ей.
– Знаете, Саймон, – поправив очки, начал Чензе, – шансы были. Студент вы неплохой, старательный, так как видел вас на каждом из своих занятий; понимаю, что вам приходится тяжело удержать такой объём информации, но ваши ответы указывают на то, что потенциал в вас есть. Так и быть, я поставлю вам три, но, однако, порекомендую вам перевестись на другой факультет. Если хотите, можете прийти в субботу на занятие по профориентации, где вам помогут с самоопределением; а так я вижу вас… хм, не знаю… не прибегали к мысли о том, что вам бы подошёл философский или филологический факультет? Судя по вашему измученному лицу, вам там будет к месту.
Старый профессор разошёлся широкой улыбкой по лицу, будто разошлись швы и оголился ряд жёлтых зубов, дёсны которых поднялись и обнажили корни. Глядя на это и перетирая слова в голове, я не сразу обратил внимание на то, как сжата моя челюсть и как бьёт по вискам прильнувшая кровь.
– Хотите сказать, – обратился я к профессору и откинулся на стуле так, что выдавал полное неуважение своей расхлябанностью в поведении, – что за мои старания, за долгие дни учёбы и зазубривания вашего предмета, вы дадите мне предварительный допуск к сессии, не оценив всю полноту знаний?
– Я не это имел в виду, – ответил он и дал мне обратно зачётку, – я просто вижу, как вы измучены, будто вечность не спали, честное слово! Вы видели себя в зеркало?
– То есть вы хотите сказать, что все мои старания в этих чёртовых днях напрасны? Они ни к чему были? Так просто! Так просто! В какой момент всё могло измениться! – взмахнул я руками и поднялся со стула так резко, что тот откинулся назад поднятыми ножками.
Мой неровный шаг пошёл взад-вперёд, ярость была дурманом и отравила былой покой моего рассудка, окрасив каждую мысль в красный и доведя каждое движение потока крови до бешеного ритма. Больше я себя не контролировал.