Труха. Мартин Брунов
выломав лезвия из бритвенного станка, я в неуверенности держал их над левым запястьем.
«Какое же ничтожество», – думалось мне, когда я не мог полоснуть кожу так глубоко и вдоль, чтобы всё закончилось вечным сном. Только перебрав всю свою жизнь от начала до конца, вспомнив каждую обиду и неудачу в своей жизни, обретая жгучую ненависть к самому себе, я смог это сделать.
Глубокий желоб от кисти до локтя разразился красной полосой, из которой наружу потекла бурным потоком кровь, окрашивая собой воду, пока, наконец, совсем не размешалась в ней алым цветом.
Силы покидали меня так быстро, что я не заметил, как выронил лезвие в воду, и мои глаза, по ощущениям повидавшие без сна целый мир, уставшим образом не закрылись под чугунными веками. Я чувствовал, как жгло мои руки, и терпел это только ради блаженного конца моей жалкой жизни. Моё дыхание становилось реже, страх смерти сел мне на душу, но я сгонял его радостной улыбкой на лице и мыслью о том, что новый день не наступит.
Секунда полной тьмы и тишины, не существовать было прекрасно, но жаль, что эту маленькую секунду я не смог познать до конца и не испытал вселенской радости покоя, потому что нечто вытолкнуло меня наружу.
Я открываю глаза и чувствую тяжесть своего тела. Вокруг меня – комната, одеяло греет моё обнажённое тело, и по ощущениям всё ранее произошедшее, по сути, заняло не больше часа. На дворе вновь двадцать четвёртое октября…
глава 5
Месяц, четыре недели, тридцать один день, сотни часов – пытка, которая с каждым новым днём растягивалась до тонкой, едва уловимой нити, которую нельзя было чем-либо оборвать и закончить эту сансару. Я почти не сплю, мало ем, жажды как таковой я не ощущаю и питаюсь только ради вкуса, что удивительно: когда у тебя нет нужды, то каждый редкий ритуал питья или потребления еды – радость, начинаешь есть медленно и не спеша, чувствуя каждую нотку пищи. Вначале было непривычно проживать этот цикл, ища из него выход любым доступным образом: я прыгал под машины и падал с крыш; за раз съедал столько таблеток, сколько ни один вменяемый человек не стал бы в себя впихивать, предполагая те предсмертные муки от интоксикации, но мне нужно было прекратить это безумие. Я пил столько алкоголя и мешал спиртное друг с другом, образовывая тем самым такие коктейли, которые не снились ни одному бармену в его страшном сне. От каждой попытки выбраться я получал мимолётную секунду не-существования, а потом нечто выталкивало меня наружу, заставляя проживать всё заново.
Успокоившись и приняв ситуацию, я стал искать иной выход. Уверенный, что причина всех бед кроется в несданном экзамене, я усердно взялся за самообразование. Книги одна за другой начали скапливаться в моей комнате, и каждая из них была прочитана мною от корки до корки. Но вот беда: воровать эти книги, зная, что ворчливая заведующая северного крыла библиотеки точит на меня зуб за несданные экземпляры, превращалось в настоящую задачу, требующую терпения и усердия. Сначала я неумело пытался избежать встречи с