Труха. Мартин Брунов
нового дня. Желания лежать в упадке не было, это наскучило, и я проделал утренние процедуры, от которых на удивление почувствовал удовольствие.
После ванны я сел обратно на кровать и взглянул на часы: обычно все процедуры я растягивал таким образом, что выходить приходилось в самый последний момент, но сейчас до выхода мне предстояло сидеть ещё с полчаса. Я бы проспал это лишнее время, но сна больше не было, были лишь размышления о том, как бы мне пересдать экзамен и не допустить того, чтобы мать узнала об этом. Ещё и то ночное происшествие не выходило из головы, но оно уже скорее походило на очередной кошмар, который по своей реалистичности превзошёл все прочие.
«Это определённо сигнал о новой госпитализации», – думал я, и эти мысли меня печалили. Последняя госпитализация чуть было не убила меня, и из больницы я вернулся заколотым овощем, которому ещё долго пришлось восстанавливаться и по-новому приобретать человеческие очертания.
Я поставил перед собой зеркало и стал вспоминать то, что было со мной после госпитализации: первое, что приходит на ум, – серая, шершавая кожа лица, а в местах, где облезла кожа, образовалась кровавая корка; волосы были сострижены, якобы ради безопасности, ведь всякие бывают больные, и на фоне мании они могли спутать меня с девушкой; мои серо-голубые глаза покрывала непонятная плёнка, из-за которой первые два месяца всё, что было дальше моей руки, сливалось воедино таким образом, что ничего нельзя было разобрать. Я опустил взгляд на кисти и вздрогнул: на мгновение показалось, что следы от вязок снова появились на моих руках и те подгнивали, испуская неприятный запах. Остались только шрамы, но и этого хватило, чтобы вспомнить и сжаться в себя от пережитого.
Собравшись, я вышел из квартиры и не торопясь, а спокойным шагом шёл в сторону университета на лекцию по истории. Неприятно становилось на душе от мысли, что снова придётся видеть профессора Чензе и терпеть его колкости по поводу несданного экзамена. Быть может, если предложить ему последние деньги, что остались, а маме сказать, что сделали общий подарок профессору, то всё прокатит, и я смогу хотя бы на миг почувствовать себя свободным от обременительной тяжести своего стыда за то, что не сдал предмет? Я бы давился стыдом всю дорогу, пока не заметил странные вещи, которых, как бы это сказать, не должно было уже существовать.
Я помнил, как тем утром я приметил пару воробьёв, один из которых не мог выбраться из лужи, и которому я помог: «Может, совпадение?» – подумал я и в этот раз поступил точно так же, и птица, перед тем как я её отпустил на скамейку, благодарно кивнула мне в ответ.
Женщина с собачкой… Она шла нога в ногу так же, как и в предыдущий день нашей встречи, когда её маленький шпиц чуть было не вонзился в мою ногу, перед этим пискливо облаяв.
– Извините, – кротко сказала женщина, одёрнув собачку за поводок, и ушла дальше.
«Сейчас она споткнётся», – подумал я, а она и правда споткнулась. Тогда я подбежал и помог, но сейчас я стоял в оцепенении и терял нить связи с реальным, думая, что