У сверхдержав тоже есть чувства. Михаил Семехин
Борис Госсип – человек, чьи статьи о природе власти давно вдохновляли оппозицию.
Эта встреча была случайной. Их разговор начался с обычных вопросов, но вскоре перерос в глубокую дискуссию.
Поезд двигался вперёд, а за окном мелькали тёмные силуэты заснеженных деревьев.
Ночь медленно укутывала бескрайние просторы Бобровского Союза. Поезд, устало скрипя, катил по замёрзшим рельсам, увозя своих пассажиров всё дальше от столицы.
Госсип был человеком приметной внешности: густая борода, которая, казалось, существовала отдельно от его лица, лысина, блестящая в свете тусклой лампы, и очки, которые он постоянно поправлял, будто проверяя, всё ли он видит правильно. На столике между ними стоял заварочный чайник, два стакана в подстаканниках и тарелка с лимоном.
«Алексей», – начал Госсип, нарезая ломтики лимона, – «вы ведь понимаете, что революция – это не просто лозунги и протесты».
Даст усмехнулся, облокотившись на стену купе.
«Борис Михайлович, вы, как всегда, начинаете издалека. Говорите прямо».
«Прямо? Хорошо. Вы готовитесь к чему-то большему. Но вы уверены, что это действительно необходимо?»
Алексей посмотрел на профессора, его взгляд стал серьёзным.
«А у нас есть выбор? Мы живём в стране, где страх стал основным инструментом управления. Вы же сами это говорили».
Госсип кивнул, задумчиво потирая бороду.
«Да, говорил. Но любое сопротивление рано или поздно сталкивается с выбором: идти до конца или отступить. Вы готовы идти до конца?»
Даст вздохнул, потянулся за стаканом и сделал глоток чая.
«Борис Михайлович, вы знаете, я не идеалист. Я понимаю, что будут жертвы. Но если мы сейчас ничего не сделаем, наши дети будут жить в ещё худших условиях».
«Хорошо», – продолжил Госсип, откинувшись на спинку кресла. – «Давайте обсудим один из самых спорных вопросов. Что вы думаете о смертной казни?»
Даст поднял брови, слегка удивившись вопросу.
«Вы серьёзно?»
«Абсолютно. Это же ключевой вопрос, Алексей. Если вы будете у власти, что вы выберете?»
Алексей задумался.
«Я думаю, что смертная казнь – это крайняя мера. Её нельзя вводить ради мести».
«Значит, вы допускаете её существование?»
«В редких случаях, возможно», – неохотно признал Даст. – «Но это должно быть чётко регламентировано. И только за такие преступления, которые угрожают жизни тысяч людей».
Госсип покачал головой.
«А вы знаете, что история показывает: революции часто вводят смертную казнь сразу же после победы?»
«Потому что это способ удержать власть», – резко ответил Даст.
«И вы думаете, что ваши люди смогут удержать власть без этого?»
Даст замолчал, сделав ещё глоток чая.
«Не знаю. Может быть, вы правы. Но мне хотелось бы верить, что мы сможем быть другими».
«Революции, Алексей», – начал Госсип, его голос стал мягче, – «это всегда